– …то из дому бегут… ищут чего-то… то любовь приключается с неподходящей личностью… пробуйте чай.

– Малиновый лист?

– Ежевичный… и еще немного цвета морошки…

– Вишневые веточки?

– Куда без них.

– Чабрец и душица… я одно кладу, чтоб аромат не перебивали.

– Несомненно, попробую в следующий раз. Спасибо за совет… – Люциана Береславовна говорила так, будто бы и вправду нуждалася в советах бабкиных. И теперь было в голосе ее нечто этакое… не боярское. Небось так приказчик в лавку зазывает… разве что не кланяется.

С чего б?

Неужто про тещу поверила?

– Приятно встретить понимающего человека, – меж тем молвила бабка снисходительно. – Оно и вправду беда. Взопрется в голову девке, что влюбленная, и все… застить очи этая любовь, ни об чем слыхать не желают.

– Не понимают, что одной любовью сыт не будешь, – поддержала ее Люциана Береславовна.

– А то! Была у нас одна такая… супротив батькового слова пошла. Замуж выскочила за голодранца, а после плакалася, что в хате – шаром покати…

– Ужас какой!

– И этая… я пишу ей, пишу… нет, втемяшилося в голову, что любит… и кого? Пусть бы хорошего человека выбрала, уж тогда б я ей ни словечка не сказала. Благословила б, как оно есть… к ней же солидные люди сваталися, а она… выбрала голодранца. Ни кола, ни двора… ни совести.

Это она про Арея?

Да у нее самой совести…

– А еще и тать. Весь город только о том и шепчется, что он пятерых зарезал, когда от хозяйки сбегал. Она сама не иначе милостью Божининой спаслася… а еще и подворье спалил.

– Кошмар.

– Вот! Ксения Микитична уж до чего женщина учтивая… сама ко мне явилася… мы с нею чаи пивали, на брусничном листе и с клюквою сушеной. Оно кисленько выходит, но если с медком, только липовым, чтоб духмяный. Иного-то качества негоден будет, перебьет аромату…

– Учту…

А у меня и правый глаз заморгал, то ли от злости, то ли от беспокойствия.

Помню я Ксению Микитичну с ласковыми речами ейными, уж она-то отыскала слово верное, чтоб Арея очернить… и ладно бы, если б только его.

Ох, нельзя было бабку в столицу волочь.

Что теперь?

В Барсуках ей делать нечего, да и не выдержат родные Барсуки цельной тещи царской.

– И уж она-то так плакалась… просто-таки сердце рвалося… хорошая женщина… одна осталася, горемычная, с хозяйствием, с сыном малолетним на руках. И с этим, прости Божиня… и ведь по-доброму… в дом взяла, хоть бы и обижена на мужа была. Но решила, что дитятко не виновное… только змею на груди пригрела.

Это кто там еще змеею был?

А Люциана Береславовна лишь вздыхает сочувственно.

– В доме от него никому спасу не было. А как на конюшню спровадила, чтоб поуспокоился да место свое понял, так он со злобы, не иначей, всех коней потравил…

– Невероятно…

И туточки я с Люцианой Береславовной всецело согласилася: быть того не может.

– Она ж потом в ноженьки царице кланялась… справедливости испрошала, чтоб защитила она ее и сыночка малолетнего…

…оный малолетний по полигону давече козой скакал… иль козлом правильнее будет сказать?

– …но не выдали… пригрели в Акадэмии… и что вышло? Задурил девке голову. А ей много ли надобно?

– Немного… так, значит, Ксения Микитична вас с царевичем познакомила?