Он замолчал.

Девушка погладила его по плечу.

— А потом я узнал, как это — любить по-настоящему, — добавил он. — Но уже слишком поздно…

— Вот дурак-человек! Чего тебе поздно-то? — подскочила Литта. — Тебе тридцать едва сравнялось, еще успеешь налетаться! Пойдем! Давай вставай, а то силой потащу! Голова не болит, не кружится? А то тут солнышко такое…

— Да не болит у меня ничего! — Фальк встал. — Нечему уже.

Он лгал: у него нестерпимо болело сердце, потому что Литта была невероятно хороша на этом самом солнце.

— Прадеду было хуже, — серьезно сказала она. — Он не мог летать, и то выдюжил! А ты можешь! Распустил сопли, капитан, называется… А ну встряхнись и полетим дальше!

— Горючего не хватит, — мрачно сказал Фальк.

— Дозаправимся, — фыркнула Литта.

— Где? В горах?

— Узнаешь, — сказала она загадочно. — Хотя нет. Пока рано. Ты совсем никакой, так что давай-ка возвращаться на базу…

— Ну так заводи, — спокойно сказал он. — Что тянешь?

— Резину, — хмыкнула Литта. — От винта!

Они не разговаривали почти две недели. Не о чем было, разве что по службе. «Привет, пришли механика, седьмой номер проверить надо, мотор барахлит. Сегодня моя смена… Скажи в столовой, еще раз тухлятину приготовят, сами все сожрут, я прослежу! Курсант такой-то совсем негоден, надо отчислять или переводить во вспомогательные службы…»

Фальк не знал, что ему делать. Разговаривать с женщинами он не умел, только как с сослуживицами, вот и с невестой тогда… Он всякий раз хотел напиться, как вспоминал ту беседу. Слава Создателю, не лицом к лицу, по телефону, он еще был в госпитале, решил позвонить и сказать, что жив и относительно здоров…

Выяснилось, что она уже в курсе, видимо, его родственники сообщили, ему-то было не до звонков. Только он еще об этом не знал.

— Дина, слышишь меня? — спросил он в трубку, тяжело опираясь на костыли, стоять ему еще было трудно. — Как ты там?

— Как обычно, — отозвалась она и вдруг спохватилась: — Фальк, это ты? Где ты?

— В госпитале, — усмехнулся он. — Но раз звоню, значит, жив и могу передвигаться, верно?

— В инвалидной коляске? — спросила Дина, и Фальк чуть не выронил телефон.

— Пока на костылях, — сказал он. — Там видно будет. А кто тебе сказал, что я покалечился?

— Твоя мать, — ответила она. — Ты перестал звонить, и я к ней зашла, спросила, в чем дело. Она сказала, что ты разбился… Правда, не насмерть.

«Лучше бы насмерть», — подумал тогда Фальк.

— Извини, я не мог с тобой связаться, лежал без сознания, — сказал он через силу.

— Я понимаю.

— Дина, меня не изуродовало, — сказал Фальк зачем-то, хотя уже понимал, к чему идет дело. — Я все такой же…

— Только безногий, да? — произнесла она, и он молча нажал кнопку отбоя.

С тех пор он с ней не разговаривал. Пилюли, правда, начал копить попозже, пока он без них обойтись не мог, боли случались невыносимые. Потом это сошло на нет, но Фальк продолжал симулировать: он знал, что жить ему незачем, и мечтал только о покое. А Литта взяла и раздавила его мечту…

— Слушаю, — ответил он на вызов. — Инспекция? Разумеется, мы готовы принять проверку в любой момент. Да, я сообщу начальнику. Всего доброго.

Проверок еще только не хватало, подумал он и связался с начальником летной школы. Тот новостям тоже не обрадовался, от таких визитов хорошего не жди…

— Фальк, ты бы убрал свой рыдван подальше, — попросил он. — А то ведь начнется: средства разбазарили, на старье летаете, сам знаешь.

— А я на чем полечу, если потребуют продемонстрировать класс? — нахмурился тот.

— У Литты возьмешь. Ее саму тоже лучше убрать куда-нибудь. Вот, кстати! — оживился начальник. — Поменяйтесь, пусть она