скандалов было не избежать.

Аня же обладала тяжелым характером. Когда случилась Катастрофа, Марина встретилась с подругой в бункере – девушке, как сотруднице факультета, несказанно повезло. Или не повезло. Потому что очень скоро, когда глобальные бытовые проблемы бункера были более-менее решены, Анин характер окончательно испортился. Особенно после того, как Григорий Николаевич выкинул на поверхность Лешу, человека, которого она спасла, рискуя жизнью. «Зачем мне все это надо?» – стало любимой фразой девушки. А в бункере устанавливали всеобщую трудовую повинность, пытались наладить культурную жизнь, руководство – в основном Марина, как ровесница большей части обитателей подземного убежища, – старалось избегать накала страстей. Среди толпы совершенно чужих людей, которые волей судьбы объединились в вынужденную общину, невозможно было избежать разногласий. Накричать на подругу Алексеева не имела морального права, а терпеть и дальше ее постоянную злость на весь мир, хмурое лицо и обиженно сдвинутые брови не могла.

– Ну чего, чего тебе не хватает в этой жизни? Мы тут все равны, все одинаково питаемся, одинаково одеваемся, разве плохо? – мирно поинтересовалась Марина, отхлебнув морковного чая из битой железной кружки. Основу рациона составляли корнеплоды, которые выращивались при свете ультрафиолетовых ламп, и чай из сушеной моркови стал основным и любимым напитком бункера. Поначалу плевались – от его пресного и сомнительного вкуса, который после остатков стратегических запасов заварки казался гадким пойлом. Потом притерпелись, сдружились, и горсточка сушеной морковки обязательно находилась у каждого в кармане или в узелке возле спального места.

– На поверхность хочу, – мрачно заявила Аня.

– В разведчики, что ли? Ну, давай я тебя возьму в экспедицию, Григорий Николаевич никому не отказывает в инициативе, – улыбнулась Марина.

– Ты не поняла. Я прежнюю жизнь хочу, чтобы как раньше.

Алексеева удивленно раскрыла глаза. Такие разговоры в бункере считались крамольными и были не в чести.

– Ты же понимаешь, что ничего не вернуть, – тихо ответила девушка. К горлу подступил комок. Пожалуй, самой больной темой после двух лет существования под землей становились воспоминания о прошлой жизни.

– Мне тут не нравится.

– А кому нравится?.. – горько усмехнулась Марина. – Ты это дело брось, так и свихнуться недолго. Нужно жить и радоваться тому, что мы выжили. Это у тебя характер такой, Анька, тебе и в старом мире все плохо было.

«Наташа-Наташенька, почему ты не спаслась… Почему страшный мир забрал тебя, а не Аню? – проскользнула в голове нехорошая мысль. – Нет, так думать нельзя, все предрешено за нас. Значит, так было нужно. Прочь глупости!»

Алексеева старательно оберегала себя от ненужной рефлексии. Где-то в глубине души она понимала, что потихоньку озлобляется, становится хуже, намного хуже, чем прежде. И в то же время – лучше. Теперь она никогда бы не бросила друга в беде, хотя жизнь разведчика учила иному – бросай товарища и спасай себя, потому что в следующий раз может не повезти тебе, и тогда никто не даст и ломаного гроша за твою жизнь. С другой стороны, особая власть в бункере сделала ее жестче, циничнее, теперь пришло понимание, что человек действительно ничего не стоит в выжженном войной мире.

Раньше быть отзывчивым было не модно. Престижным считалось заработать горы денег, урвать кусок побольше. Жизнь не раз прикладывала девушку головой об стол, за доброту плевали в лицо, за милосердие – предавали.

– Давно-давно, еще до Катастрофы, мой любимый человек получил травму, – вслух начала размышлять Марина. – По нынешним меркам, когда каждый день видишь, как умирают люди, пустяковую. Но тогда это казалось концом света. И тогда я, несмотря на все трудности, осталась рядом и помогла ему встать на ноги. А через неделю он предал меня, забыл. Когда мы пару раз встречались после, вел себя так, будто я чужая, да не просто чужая, а случайная женщина с улицы. Тогда это казалось настоящей бедой. Сколько слез было пролито. А сейчас что? Сейчас есть проблемы намного важнее, чем разбитое сердце. Сотни разбитых душ, искалеченных судеб. И никто никогда не будет помогать за «спасибо», каждый стремится только к собственной выгоде. То, что было возможным на поверхности, в наших катакомбах – табу. Милосердие, любовь, верность? Это слова, пустые и забытые. Кто мы теперь? Жители подземелья. Жалкие рудименты обновленного мира. Там теперь новые хозяева, а нам здесь просто хочется выжить. Когда самоцель – выживание, весь мир – одна сплошная экзистенциальная теория. Кругом все плохо, кажется, пора сложить лапки – а мы боремся, напоминая лягушку в молоке, которая барахталась, взбила масло и выбралась. Мы тоже хотим выбраться, но куда? На поверхности жизни нет. Здесь тоже. Мы – замкнутая популяция, обреченная на вымирание если не от голода и радиации, то от генетических мутаций. Через три поколения все жители бункера станут друг другу родственниками, и мы просто исчерпаем генофонд. В прежней жизни у нас было столько проблем… Денег нет на новый компьютер. Бросил парень, цветы не дарит, гад, правда, Ань? Белую юбку в стиральной машинке с красным шарфом постирали, теперь она бледно-розовая и в разводах, вот горе было, а?