тварь подошла и начала откапывать растерзанную девочку, мне захотелось присоединиться к ней. Кажется, они могут заражать какими-то флюидами, на уровне психики, и чем больше народу они встретят на пути, тем больше человек погибнет за ночь. Я велела постоянно что-то рассказывать, потому что до сих пор верю, что культура пробудит в мутантах все человеческое. Я боюсь… – тихо говорила Марина, забывшись.
Женя протянул ей руку. Женщина сжала в ладонях его холодные пальцы, прижалась к ним щекой и вдруг заплакала. По- детски, давясь рыданиями, утирая слезы ладонью мужчины.
– Где ты был раньше… – всхлипывала она. – Почему я только теперь, когда стою на пороге смерти и помешательства, вновь встретила тебя?
– Марина, у тебя все получится. Ты выживешь. Решение придет. Придет ответ на ситуацию, не может быть безвыходных положений. Мы пока еще живы – и будем бороться, – шептал Хохол, поглаживая ее пальцем по щеке.
– Нет, – начальница бункера подняла страдающие глаза, блестевшие слезами в свете фонарика. – Мы потеряли все. Точнее, не имели никогда. Почти двадцать лет я создавала иллюзию, воздушный замок, который рухнул. Я половину своей жизни оберегала этот бункер, спасала от любой мелочи, не жалела жизни ради него. И теперь бессильна! Бессильна! И мне остается наблюдать, как детей – моих детей! – пожирают радиация и мутационные изменения! Они страдают! А я ничем не могу им помочь. Им страшно засыпать с мыслью, что кто-то может не проснуться. А я бездействую, потому что мне нечего сделать…
Алексеева вздрагивала всем телом, изливая в рыданиях всю свою боль последних недель, и не заметила, как в отсек вошел Волков.
– Мариш, ты чего? – тихо спросил он, видя, как всесильная начальница скорчилась у решетки, обнимая руку злейшего врага бункера.
– Все в порядке, – сухо сказала женщина, вставая. Она моментально успокоилась и с облегченной душой была готова бороться и дальше.
– У нас новое ЧП. У Сони Лозиной поднялась температура, девочка говорит, что ломит суставы, глаза режет, как мутной пленкой подернуты, – сказал Ваня.
От ужаса у Марины пересохло во рту.
– Срочно изолировать! Ко мне в кабинет! Живо! – крикнула она, бросаясь вверх по ступеням.
Волков поднял оброненный женщиной фонарик и последовал за ней, мрачно усмехаясь своим тяжелым мыслям.
Марина не спала почти трое суток. Она пристально наблюдала за изменениями, происходившими с Соней.
Три дня назад у девочки поднялась температура. Алексеева уложила малышку на кровать у себя в кабинете, вколола сильный антибиотик, но понимала, что от него не будет толку.
Соня лежала под толстым одеялом, вздрагивая во сне. Рядом на полу свернулся клубочком Митя. День за днем начальница бункера облегчала его мучения снотворным. Когда юноша просыпался на короткое время, он стонал от боли. Его съедала лучевая болезнь, лицо осунулось, почернело, покрылось страшными язвами. Марина сидела рядом с ним по несколько часов, что-то рассказывала, бездумно, только для того, чтобы говорить. Она вспоминала прошлую жизнь, свои годы в университете, красивый зеленый городок в ближайшем Подмосковье, семью. Вспоминала жаркое лето, проведенное в Крыму, море и песок, зеленые деревья на склонах холмов. Ей было горько и пусто. Медленно умирающий Анохин переполнял ее сердце чувством вины. Женщина успела привязаться к парню, к тому же он пожертвовал своей благополучной жизнью на станции метрополитена, спас ей жизнь. Для чего? Чтобы она не смогла облегчить его последние часы?
– Расскажите мне правду. Что с этой девочкой? – тихо попросил Митя, глядя на Сонечку.
– Правду? – медленно переспросила Алексеева. – Да кто ж теперь ее расскажет? На фоне повышенной температуры ускорились процессы мутаций в организме.
– Можно я посмотрю? – тихо попросил паренек.
В те редкие минуты, когда он вставал с расстеленного на полу одеяла, Марина прикрывала лицо малышки простыней, не показывая девочку Анохину.
– Нет, нельзя. Я не хочу, чтобы ты это видел, – тихо ответила Марина, прижимая ко лбу прохладные ладони. Несколько дней подряд невыносимо болела голова, резко упало зрение – не помогали даже очки.
– Что с ней? Я же никому не расскажу, мне вы можете довериться, – попытался улыбнуться Митя. Растрескавшиеся губы засочились кровью.
– Тебе не стоит этого видеть, – повторила женщина. – Это мое наказание за всех тех, кто погиб по моей вине. Ребята, которых