путь. И слезы эти были искренними, император много сделал для облегчения жизни простого народа. Достаточно вспомнить только рабочее законодательство, ограничивающее произвол фабрикантов и устанавливающее гарантируемый минимум оплаты труда, на который можно было жить, а не существовать. Не говоря уже о гражданской реформе, которая многим дала путевку в жизнь и возможность гражданской карьеры, которая раньше была доступна только для аристократии. И вообще он был хорошим правителем, несмотря на некоторую капризность. Уровень жизни при нем в империи зримо повысился.

Погода, с утра плакавшая сухим снегом по Отонию, к началу церемонии прояснилась. Яркое солнце залило старинный город, зато и градусник упал до минус десяти.

Кирасирский корнет, намазав соком редьки мундштук трубы, периодически выводил команду «отбой». Он вел в поводу свою лошадь метрах в тридцати впереди всей траурной процессии и как бы оповещал всех о ней.

За ним по десять в ряд, с литаврами в седлах, выбивали колотушками траурный ритм три десятка императорских кирасир, перегородивших всю проезжую часть проспекта. Они ненавязчиво давали понять толпе, что надо освободить процессии середину проспекта. Иначе они бы если и не снесли людей своими рослыми конями, то отодвинули. Но таких упрямцев в толпе не нашлось.

Открытый гроб с замороженным в леднике телом императора стоял на орудийном лафете, который в этот раз медленно буксировал гусеничный артиллерийский тягач калужского производства, словно символизировавший прогресс, столь уважаемый покойным. Данную машину таки приняли в этом году на вооружение. Гроб был укрыт личным штандартом императора. Тяжелая бархатная ткань штандарта почти не колыхалась под легким ветерком, который разве что слегка трепал его золотую бахрому.

В кузове тягача стояли знаменосцы со склоненными в сторону гроба флагами империи и входящих в нее королевств и электоральных герцогств.

Склоненные знамена всех частей императорской гвардии, морского и воздушного флота несли пешим ходом сразу за траурным лафетом. Знаменные группы чеканили шаг по заиндевевшей брусчатке.

Шестеро электоров верхом при полном параде шагом ехали следом единой шеренгой, символизирующей их равенство друг с другом. И на них было холодно смотреть – в одних мундирах, даже без плащей. А люди они все в возрасте уже. Однако традиция…

За электорами пешком уже шла длинная процессия генералов и высших чиновников империи. Также в одних парадных мундирах при всех орденах и с холодным оружием.

И в конце почетной колонны тянулись фабриканты из тех, кто имел звание коммерции советника, среди которых топал и я. Этим было разрешено идти в пальто и даже шубах. Чему я был несказанно рад. Если бы меня произвели в генералы, то я так же бы мерз, как и они. Даже сильнее, потому как не было у меня заранее припасено на такой случай особо толстого мундира и теплой фуражки на вате.

Главный проспект Химери тянулся на три километра от старинного замка – зимней резиденции императоров до моста через реку, и от него еще на километр до места монаршей усыпальницы, построенной всего сто лет назад. Проспект был помпезно красив и ничего общего не имел с окружающими его средневековыми кварталами. Проспект этот при предыдущем императоре прорубили сквозь старый город и застроили красивыми пяти-шестиэтажными домами «с архитектурными излишествами». Больше Химери градостроительными нововведениями не трогали. Отоний запретил. Разве что аккуратно газифицировали, провели водопровод и современную канализацию. И после аккуратно все восстановили внешне, как было. В качестве водонапорных и газгольдерных башен приспособили древние оборонительные башни стен старого города.

По той же традиции издревле здесь запрещено было строить какие-либо промышленные предприятия. Оттого город, вопреки столичному статусу, умудрился остаться небольшим по размеру, окруженным заповедными лесами императорской охоты. Даже театры утроили за пределами кольцевого бульвара, разбитого на месте средневековых внешних городских стен. Разве что оставили старинные ворота из-за их архитектурной и художественной ценности.

Жили в Химери придворные аристократы, чиновный люд, банкиры, торговцы, отельеры и прочий многочисленный обслуживающий персонал. Причем первые в основном наездами, если не находились здесь по службе.

Внутри усыпальницы вдоль стен, расписанных сценами былой славы империи, стояли в два ряда мраморные саркофаги, в которые век назад свезли со всей империи останки всех сорока восьми императоров. Сколько было их за шесть сотен лет! Даже у императора Штефа, который триста двадцать лет назад погиб в бою в верховьях зимнего Данубия, провалившись в доспехах под лед, имелся здесь кенотаф. Крышка каждого саркофага была выполнена в виде лежащего на одре покойного монарха, одетого в соответствии с модой своего времени в бронзовые рыцарские доспехи или мраморные мундиры. И каждому с помощью снятых посмертно гипсовых масок придали полное портретное сходство.