– Он у меня, конечно, меньше, чем у Филиппа, – Геральт окинул свою плоть оценивающим взглядом, – но от размера ничего не зависит. Раздевайся и иди ко мне.

Еще полгода назад я пришла бы в ужас от подобного приказа, а сейчас едва ли не срывала одежду, чтобы скорее остаться голой. Руки дрожали, пуговицы пояса никак не поддавались, шнуровка корсета тоже превратилась в непреодолимое препятствие. Может, разорвать? Геральт помог и попутно сорвал с губ несколько стонов. Когда его руки накрыли затвердевшие соски, я и вовсе потеряла власть над собой.

Любимый уложил меня на стол и открыл простор для маневров. Полагала, он тут же войдет, но Геральт заинтриговал. Он вытащил из кармана шнурок и принялся щекотать грудь. Никогда бы не подумала, что обычное прикосновение может рождать столько удовольствия!

– Тебе нравится, Дария? – Любимый подул на сосок, который прежде терзал петелькой из мягкого шнура.

– Да! – Слова давались с трудом.

Тело превратилось в мармеладное желе, податливую глину в руках скульптора. Всем существом я стремилась к губам, рукам, ловила грудью игривый шнур. Нет, я не только брала, но и отдавала. Геральт получил достойную награду. Губы прошлись дорожкой поцелуев до паха, пальцы впервые осмелились потрогать мужской зад. И мне понравилось! Настолько, что повторила снова. Ощущала себя госпожой, такой развратной… и такой счастливой.

«Смелее!» – хрипло шепнул навсей, и я решилась. Жесткие волоски щекотали пальцы, неумело сжимавшие средоточие смелых желаний. Налившееся мужское достоинство манило и смущало одновременно. Я жаждала, чтобы оно скорей наполнило меня, толчками выбило дыхание.

– Поцелуешь? – попросил Геральт.

И я поцеловала и тут же утонула в объятиях. Тончайшая ткань рубашки скользнула между бедер. Я тоненько застонала, пойманной птичкой забилась в руках Геральта.

Хочу его!

– Нет, еще не сейчас, – терзал мучитель.

Геральт обвел пальцем нежное местечко и неглубоко ввел его в средоточие жара. Тело решило иначе, оно требовало все целиком, словно паук, поймало в паутину и не отпустило. Запрокинув голову, я застонала, подавшись бедрами навстречу долгожданному избавлению. Пусть такому, но терпение иссякло, плотину прорвало, и меня погребло под глубокими водами.

Вседержители, еще немного, и я сама изнасилую Геральта!

Но вот и долгожданное проникновение. Выгнувшись дугой, я приняла его всего, хотя любимый сначала решил лишь подразнить. Нет, Геральт Свейн, либо все, либо ничего. Вот так, смелей, мой хороший, возьми меня, не жалей, подчини своей воле.

Еще и еще, навстречу неукротимому желанию, сплетаясь в единое целое, которое по ошибке разделили при рождении. Тело не нуждалось в подсказках. Избавившись от диктата разума, оно слилось с телом Геральта, рождая наш уникальный ритм. Точно так же билось сердце и кровь, звонкая, горячая.

Волна накатывала за волной. Сердцевина огромного огненного шара в животе пульсировала в такт толчкам любимого. Потерявшись во времени и пространстве, я плыла по полноводной реке и не хотела выбираться на берег. Пальцы сжимали пальцы Геральта: вдруг сон, вдруг он исчезнет?

На смену пламени пришло успокоение. Как хорошо! Теперь, наверное, можно и умереть. А потом я снова с головой нырнула в бурный поток, чтобы опуститься до самого дна и взорваться тысячей брызг.

Такое опустошение… Не хочется двигаться, ничего не хочется. Геральта во мне больше нет. Накатила легкая грусть, будто меня лишили чего-то важного.

Любимый скользнул сухими губами по моим губам, крадя дыхание. Вздохнув, я положила голову на грудь Геральту и прикрыла глаза. Время вновь остановилось, только бились вместе два сердца.

– Надо спешить, – вторглась в идиллию грубая реальность. – Филипп, наверное, все приготовил. Ты с ним поласковее, – попросил Геральт и сел. – И так все станут травить. Поцелуй иногда, погладь. А вот постель – постель моя.

Конечно, твоя. Для меня не существует других мужчин, кроме тебя.

Одеваться не хотелось, но любимый встал, а лежать без него холодно и сиротливо.

– Ничего, – тепло улыбнулся Геральт, почувствовав мое настроение, – скоро нам никто не помешает. Элизы нет, Норжина можно сослать в провинцию, там доучится.