Сумасшествие. Одно на двоих, стоящих на кухне. Белоснежная скатерть стола и остывающий в чашках чай.

Вердж не снимал с нее одежду. Скорее срывал. Может, даже порвал что. Не важно. Ничего не было важно кроме нее. Нежной, но страстной, податливой, но своевольной. Отзывчивой и требовательной. Ее не самые умелые ласки дарили такое наслаждение, с которым не могло сравниться ничего до этого момента.

На секунду они оба замерли. Казалось, что дурман развеялся и все, что происходит между ними, – по-настоящему. Так, как и должно быть.

Впрочем, это не помешало предаваться страсти с полной отдачей. Показалось, что Рина несколько испугалась напора, опешила от такого желания Верджа. Но он был убедителен. И теперь на кухне раздавались не тихие стоны, а громкие, абсолютно не сдерживаемые крики, полные неприкрытого наслаждения.

Он дарил удовольствие, в ответ получал не меньшее. И было не просто хорошо – восхитительно, потрясающе.

Отдавала ли я себе отчет в случившемся? Не знаю. Да это было и не важно. Единственное значение имело то, что в происходящем между нами не было ни тени притворства. Не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался.

Романтики не было. Был кухонный стол, на котором я лежала грудью, и Вердж, доводящий меня до исступления раз за разом.

Его пальцы на моих бедрах. Наслаждение с оттенком боли. Я выгнулась, желая закричать от удовольствия, но из груди вырвался лишь хриплый стон, словно подтолкнувший Верджа.

Ощущение единения резкое, стремительное, наполняющее до самых краев. Ритм, дающий начало новой жизни. Кто из нас его задавал? Я подалась навстречу, словно желая еще большего. На краю сознания возникла мысль, что нет более идеального места для занятия любовью, чем этот скрипящий стол. Это было единственное, о чем я успела подумать прежде, чем волна эйфории накрыла с головой. Ощущение полной нереальности, невесомости, полета. Так, словно я стала ветром, дождем, бурным горным потоком.

Бешеный ритм, выдержать который казалось нереальным, и в то же время хотелось еще и еще.

Вердж хрипло вскрикнул, отдавая мне всего себя, без остатка. И я ощутила, что в этот миг мы с ним стали одним единым существом, бьющимся в агонии оргазма. В безумии, когда перестаешь видеть, слышать, ощущать все, кроме желания вмещать его.

Мы изошли вместе. Казалось, что произошедшее между нами длилось мгновение, в котором застыла вечность. Это была бесконечность каждого вдоха и выдоха, когда говорят не тела, а шепчут друг другу правду души.

Сейчас не было женщины и мужчины. Были двое, нашедшие недостающую часть себя. Сколько времени это продолжалось? Было ощущение, что время на миг остановило свой стремительный бег, благословив нас тишиной…

Но вот время вновь начало отсчет, и я услышала хриплое дыхание Верджа. Он вышел резко и словно замер в нерешительности, а потом, наклонившись, осторожно поцеловал меня за ухом. Жест нежный, трогательный, так резко контрастирующий с произошедшим только что безумием.

Я развернулась к нему, ложась лопатками на столешницу и улыбнулась. Руки, все еще подрагивающие от пережитого наслаждения, тело, которое словно заново начало привыкать к гравитации.

Ни для него, ни для меня этот опыт не был первым, и я отдавала себе в этом отчет. Но свершившееся между нами от этого не перестало быть менее прекрасным.

Не хотелось думать ни о чем.

Словно читая мысли, Вердж подхватил меня на руки…

Первые рассветные лучи только-только робко заглядывали в окна, а некромант уже не спал. И это несмотря на бурную ночь.