– Ваш – может быть, но никак не мой, – скривился Иоахим.
– Имеете в виду случившееся на площади? – вскинул брови фон Ройц.
– Не только. Взять хотя бы вчерашний ужин…
– И что с ним не так, со вчерашним ужином?
– Не с ним. С теми, кто на нем присутствовал.
– Вы говорите загадками, святой отец. А мне, видит Бог, загадок и без того хватает, чтобы ломать голову, кто из ратманов показался вам подозрительным.
– Ратманы совсем ни при чем, – махнул рукой инквизитор. – А вот та дама, что появилась позже прочих… Фрау Ульрика Йегер.
Фон Ройц не мог не заметить, как вздрогнул Николас. Министериал не оторвал взгляда от меча, и оселок все так же с чуть слышным скрежетом скользил по стали, но барон, привыкший отмечать даже самые малозначительные мелочи, понял: теперь его вассал вдвое внимательнее прислушивается к разговору. С чего бы это?
А отец Иоахим меж тем продолжал:
– Ну та, что в черно-зеленой парче, помните?
– Помню, – кивнул барон. – И что с ней не так?
– Она вызывает опасения.
В комнате словно потянуло ледяным сквозняком. Конечно, Ойген прекрасно помнил разговор трехдневной давности, и сейчас ему откровенно не нравилось то, что – а главное, как – говорит священник. Все-таки одно дело, когда, защищая честь сюзерена, собеседника ставит на место он, фон Ройц, и совсем другое, когда его пытаются бить его же оружием. За последние дни отец Иоахим осмелел: особенно это стало заметно после вчерашней проповеди. Куда подевался тот субъект с дрожащей губой, что стоял по щиколотку в грязи на разбитом проселке какие-то две седмицы назад? Сейчас он выглядит уверенным, ведет себя по-хозяйски, и даже росту в нем как будто прибавилось. Нужно быть осторожнее со святошей.
– Но ведь и у вас, у святой инквизиции, есть
Отец Иоахим едва пятнами не пошел. Несколько мгновений казалось, что его уста извергнут слова, недостойные священника, но инквизитор справился с собой и выдавил с утвердительным кивком:
– Конечно, процедура существует. Но все же подозрения мои велики. О пастве беспокоюсь, о душах беззащитных, кои в заступничестве нуждаются. Поэтому я хочу побольше узнать об этой загадочной персоне.
Николас по-прежнему мерно вжикал оселком. Этак он его до пальцев сотрет или из меча ножик сделает. А что, если…
– Пожалуй, я помогу вам, святой отец. Вы заняты и ваши люди тоже. Так позвольте же моему министериалу навестить поместье фрау Йегер, разузнать что к чему. Ведь это долг каждого честного католика – помогать матери нашей святой церкви, не правда ли?
Инквизитор поджал губы. Фон Ройц буквально слышал, как в голове под тонзурой щелкают костяшки абака: «да» или «нет», согласиться или отказаться. И еще до того, как Иоахим открыл рот, барон понял, что выгоды перевесили.
– Благодарю за предложение, фрайхерр фон Ройц, – кивнул инквизитор. – Буду ждать отчета. А теперь я вынужден…
Он не договорил – дверь распахнулась столь резко, что священник едва успел прянуть в сторону, спасаясь от удара. Через порог комнаты переступил Девенпорт – его одежду покрывала дорожная пыль, а руки занимал небольшой продолговатый сверток.
– Господин барон… – Француз быстрым шагом направился прямиком к столу фон Ройца, инквизитора он, похоже, вовсе не заметил. В поспешности капитана было нечто тревожное – такое, что заставило отца Иоахима проглотить раздраженное восклицание. И уходить священник явно раздумал.
– В чем дело, Оливье? – Ойген нахмурился. – Что за вторжение? Надеюсь, у тебя весомая причина.
– Нет, признаться, она довольно легкая.
Обычная дерзость наемника прозвучала как-то странно – можно было принять ее не за дерзость, а за рассеянный ответ человека, слишком погруженного в собственные мысли.
– Я слишком занят, Оливье, и не расположен слушать твои шутки. Что у тебя? Говори толком.
– Вот, сами судите, – француз положил на стол принесенный сверток и быстро развернул не первой свежести тряпицу. Барон, наклонившийся было вперед, резко выпрямился, губы его брезгливо изогнулись. В свертке оказалась человеческая рука, отсеченная по локоть, – какая-то древняя, совершенно иссохшая и мумифицировавшаяся, с сухой, как пергамент, кожей, висящей на почти лишенных плоти костях.
