…На их лица было неприятно смотреть, они были словно изъедены мелкой коростой, искусаны муравьями. Видимо, из язвочек поглубже проступала кровь; сейчас она засохла буроватыми точками.
Их было двое, и сейчас они спали, после того как Родион вкатил им лошадиные дозы пенициллина и снотворного. Третьему все это было уже не нужно. Третий, рыбак Владимир Омелюшкин, лежал в ординаторской мертвый, под белой простыней.
Казаков выглянул в окно. Корабелы, верфестроители побросали свои дела и столпились в районе причалов, вокруг двух бывших панков. Они привели сюда «Броненосец Потемкин», обнаружив его утром на пляже, в полусотне метров от кромки отлива, они долго сталкивали его в воду. А Омелюшкин тем временем перестал уже хрипеть.
– …какой-то органический яд в виде аэрозоли, – докладывал Родион. У него было измученное лицо, резиновые перчатки он забыл снять и машинально их теребил. – Очевидно, мгновенно поражает трахейную систему, человек по-другому устроен, чем здешние…
На кушетках сидели и слушали консулы, кого удалось собрать: Танеев, Маркелов, Крапивко, Шамаев, Левченко…
– Лица, видимо, изъедены чем-то вроде желудочного сока. Анализ я еще не проводил. Короче, вывод: барказ атаковало нечто вроде воздушного планктона. Микроскопические существа, живущие большой колонией, парящие в воздухе и отыскивающие жертвы, видимо, в приливной зоне. Я изучу судно. Там могли остаться неопалённые особи…
Наступило молчание. Казаков дернул щекой.
– Резюме не будет, – сказал он жестко. – Мстить тут некому. Все выводы сделает руководство флота. Вашей растерянности я не понимаю – за последние месяцы умерли сто с лишним хиппи; побеседуйте с добровольцами, они в день хоронили по пять человек! Это – первый из нас, верно. Но – не последний! Мы на чужой планете. На его месте мог быть любой из нас, и в панику впадать по такому поводу нечего. Если вы думали, что мы пройдем по Теллуру под гром фанфар, мне жаль вас!
«Железный канцлер», – пробормотал Леонид. Казаков пожал плечами.
– Николай, – сказал он Маркелову. – Выдели приличного столяра, пусть…. Ну, гроб сколотит, что ли… И завтра с утра еще четверых, могилу выкопать. – Он поморщился. – Впрочем, вечером все обговорим.
Консулы тихо разошлись. Координатор, видимо, был прав, но все же казалось каждому, что и в чем-то виноват. За дверью Крапивко поймал Казакова за рукав.
– Сань, – сказал он. – Кстати, о железных канцлерах. Я так думаю, что уж если канцлер, то – железный. Понимаешь? Как у Выбегаллы: «координатор должен быть шевалье пёр э сан репош». Чтобы не судачили. Самджа?
– Хорошо, – медленно и неохотно ответил Казаков после паузы. – То есть ачха.
ДНЕВНИК КАЗАКОВА
«14 июня. Сегодня похоронили. На холмике, у самой приливной линии, на краю поля. Вместо памятника пока – большая доска с надписью, залп в небо полудюжины суровых Котят, краткая, но прочувствованная речь координатора. Телесная кукла зарыта в Теллур; живой Омелюшкин на Земле в нервном разладе, пытается примирить две памяти. Сознание этого мешало мне адекватно воспринимать ситуацию – для меня это была не смерть, а переселение в мир иной, а ведь воспримут как черствость… Или как стоическое, на римский манер, презрение?
Сегодня вдобавок избавился еще и от Аньки. Глупое слово – «избавился», словно утопил. Поговорили. Ужасно не люблю эдаких вот объяснений, всего корёжит, но – пришлось. Конечно, одно дело – одна из нас, женщина, с точки зрения народа, «взрослая», да еще кто знал-то в народе, абер совсем другое – одна из «них», немедленно поспешившая всем утереть носы. Восприняла все с напускным презрением, но без скандала. Впрочем, остался я в итоге с одними мечтаниями. Кстати, с ними я и должен был пребывать изначально, как истинный рыцарь.
Вчера дискотеку отменили, зато сегодня устроили поминки. Выдали на совершеннолетний нос по 75 граммов. Кстати, об алкоголе – вызывал к себе бригадира вернувшейся с Лужайки смены, полчаса корил его, тыча носом в их гнусное приспособление, а затем велел вместе с курсантами химгруппы (под бдительным оком Танеева!) изготовить усовершенствованный аппарат с фильтрами и медным змеевиком – и впредь заготавливать гриб централизованно. Может Малян поднимет хай, но самогонка – это полезно. Вот чем можно будет поощрять, в частности…
Кстати, Малян – тихий и скромный, – вкалывает на кирпичном заводике, а вечерами что-то пишет. Мой скромный Глухачёв помещается в том же бараке и ответственно заявляет, что ничего там не творится. Надо бы Маляна из барака вытащить, под каким-нибудь предлогом разместить покомфортнее. Свой все-таки. Избранничек…»
Пахло чем-то смешанным: сладковатым пахло, зубоврачебно-медицинским, и спиртом тоже пахло. Форточку открыли, но в лаборатории все равно было душно, потому что в ней помещалось не менее десятка
