На этот раз он подобрал с земли другой камень, побольше, и с видом великого экспериментатора бросил его в кувшин.
Все повторилось.
— Это звуковая галлюцинация, — предположил Млый. — Или есть какой-нибудь примитивный секрет. Что-то вроде ловушки внутри, какой-нибудь прищепки. Она и задерживает камень.
— А ты брось что-нибудь еще, — посоветовал Сторожич. — Что, например, в кувшине поместиться заведомо не может.
Вытащив меч, Млый просунул его в кувшин. Клинок превышал длину сосуда в несколько раз, но свободно ушел в него полностью.
Порыскав вокруг, Млый отыскал толстый засохший стебель вереска и запустил его внутрь кувшина, как копье. Стебель беззвучно и, как оказалось позже, безвозвратно исчез в глиняной темноте.
— Ничего себе! — Млый задумчиво почесал затылок. — Это — кувшин?
— Кувшин, кувшин, — охотно подтвердил Сторожич.
— Нет, это что-то другое. Ты знаешь, для чего он?
— Да, — лаконично ответил дасу.
— Тогда скажи мне.
— Сказать?
— Конечно, какие могут быть сомнения.
— Учти, сразу же после моего объяснения кувшин станет меньше значить и для тебя, и для других. Независимо от того, какое значение он имеет сейчас, оно не превосходит значения всего остального. И все же, как только я объясню тебе, что такое этот кувшин, он уже никогда не сможет стать не только тем, чем и так никогда не был, но и тем, чем является сейчас.
Витиеватый ответ Сторожича Млыя озадачил. Но потом, словно отгоняя сомнения, он упрямо тряхнул головой.
— Говори, — скорее приказал, чем попросил он.
Неожиданно дасу поднял кувшин, а затем бросил его на землю. Керамика раскололась с глухим стуком.
От изумления Млый даже приоткрыл рот и потерял на минуту дар речи.
— Зачем ты испортил кувшин? — Млый все еще не мог прийти в себя и, присев на корточки, бережно перебирал крупные осколки, словно надеялся когда-нибудь склеить их в одно целое. — Зачем ты это сделал?
— Я бы испортил кувшин, если сначала объяснил тебе, для чего он предназначен, а потом разбил его. Но ты не знаешь назначения кувшина, а значит он не испорчен. Он будет служить тебе так же, как если бы я его не разбивал…
Больше дасу не пожелал говорить ничего. Через десять минут он уже вновь вел Млыя к реке, которой в действительности, возможно, не существовало никогда.
Остановка в пути
Изредка в степи стали попадаться широкие, словно припорошенные снегом проплешины. Начались солончаки. Вокруг них плохо росла даже трава. Млый подумал, что где-то недалеко, возможно, начинаются болота, и оказался прав, — безжизненная почва становилась рыхлой, чувствовалось, что к поверхности близко подходит вода.