надорванной обложкой.

– Это ты хотел мне показать? – Девушка выпрямилась и, смахнув с тетради пыль, открыла на первой странице.

«20 августа 20** года. Я так больше не могу. Во всем, что случается, винят только меня, говорят, что я притягиваю несчастье и смерть, но… Разве я сам этого хотел? Разве я просил или вынуждал себя спасать? Почему кому-то всегда приходится жертвовать собой ради меня? Я был им не нужен, никому. Может, будет лучше просто прекратить все это?..»

Хироши был здесь. Тогда и сейчас. Николь чувствовала его присутствие и поэтому, забыв про невольного свидетеля, сказала тихо:

– Ты был нужен мне.

На рассвете всегда было холодно. Воздух, влажный и свежий после ночного шторма, особенно холодил легкие и разгоряченную со сна кожу, пощипывал щеки и тонкими пальчиками щекотал шею, игриво пробираясь под тонкое одеяльце, укрывающее Сорату. Он поежился, натягивая тряпицу до самого подбородка и тут же почувствовал, как настойчивые щупальца сквозняка наметили новую жертву, обвивая открывшиеся стопы.

Приятная пелена сна медленно растворялась. Сората поежился от холода, откинул с лица спутанные волосы и приоткрыл глаза. И если бы не горечь во рту и неприятная тяжесть, окутывающая горло, Кимура мог со всей честностью сказать, что чувствует себя намного лучше, чем обычно. Уж выспавшимся точно. Он зевнул, повел плечом и сел, непонимающим взглядом ощупал незнакомую, немного мрачноватую обстановку – старый обшарпанный стул, с висящей на спинке его водолазкой, стол, с открытыми консервами не самого аппетитного вида, две початые бутылки с вином и два бокала – и память услужливо подсунула ему подробности прошедшего вечера.

Он не удержался от короткого смешка, возможно, потому, что точно знал – никто его сейчас не видит. Особенно недавний собутыльник.

Сората давно не пил. Вся его молодость, которую сложно назвать бурной, проходила в постоянной учебе и работе, составлении новых планов, общении с партнерами и, конечно, готовке. То, что Генри в их ночном разговоре назвал «студенческой вечеринкой», ему тоже было знакомо лишь понаслышке. С десяток встреч с деловыми партнерами, когда нельзя расслабиться, чтобы не потерять бдительность, и несколько не совсем успешных попыток забыться после смерти Харуки, только и всего. Алкоголь развязывал язык, расслаблял, но совсем не хотел стирать из памяти неприятные моменты и отключать способность соображать. Но даже просто выплеснуть все, что накопилось за последние годы, оказалось жизненно необходимым, поэтому он так легко позволил себя напоить и поддержал эту нелепую игру, которую, кажется, сам и придумал. Вот только полностью открыться так и не получилось.

Кимура приподнялся с койки, едва удерживая равновесие. Выпитое накануне, подкатило к горлу, пустой желудок недовольно сжался, напоминая о себе и горячем завтраке, в котором Сората никогда себе не отказывал. В чем угодно, но только не завтраке. Он пошатнулся, хватаясь рукой за край стола, и поднял голову, шумно вдыхая воздух. Взгляд упал на стену над старой койкой, на которой Кимура провел ночь, и тошнота прошла сама собой, буквально застряв в горле и комом упав обратно в желудок. Кровавые крупные буквы с драматично-киношными подтеками буквально молили: «Спаси его». Сората побледнел, справляясь с равновесием, поежился и решительным шагом вышел на смотровую площадку, на ходу натягивая теплую водолазку. Комендант стоял возле перил с биноклем в руках, и Кимура, проследив за его взглядом, тоже заметил небольшой островок вдали, слабо различимый на фоне мутного предрассветного неба.

– Макалистер-сан?

Мужчина дернулся, оборачиваясь. Выглядел он потрепанным, встревоженным и уставшим, словно и не сумел за последние несколько часов сомкнуть глаз, и Кимура немного устыдился, что сам-то как раз чувствовал себя не в пример лучше.

– Макалистер-сан, спасибо, что были рядом.

Неловкая благодарность сама собой сорвалась с губ, против воли, и Сората поспешно отвел взгляд вниз, перегнувшись через перила смотровой площадки. Внизу, в вязком тумане будто бы виднелась человеческая фигура. Кимура негромко позвал Генри ближе.

– Посмотрите, вам не кажется… – но договорить ему не удалось. Неприятная тяжесть навалилась на тело, голова наполнилась