– Макалистер-сан. – Помощница, невысокая коренастая девушка в белом костюме, жестом подозвала коменданта и что-то зашептала, эмоционально размахивая руками. Генри выслушал ее и согласно кивнул.

– Мистер Кимура, вы идиот. – Сората не нашелся, что возразить, как Генри подхватил его под локоть, силком поднимая со стула. – Хотя я уверен, что уже говорил это. Идемте, я отведу вас в медпункт.

Занятия уже начались, и в холле стояла удручающая тишина. Двое запоздавших учеников пронеслись по лестнице вверх, и снова стало тихо. Кимура выпрямился во весь свой скромный на фоне коменданта рост и честно попытался идти прямо, но его так шатало, что Макалистеру пришлось поддержать его за плечо.

– Генри, от тебя магнолией пахнет, – мимоходом заметил Сората, уловив в воздухе похожий на цитрусовый аромат. Сам не заметил, как назвал его по имени.

– Видимо, не выветрилось еще, – поспешил оправдаться комендант, и Сорате показалось, что тот смутился. – Очень стойкий и омерзительный запах.

Кимура с сомнением покачал головой, но спорить не стал. С кожи запах смывался легко, а одежда на нем была свежая, а значит, он врал и снова ходил за территорию.

– К тому же она растет у меня под окном, – продолжал оправдываться Генри, вызывая еще большие подозрения. – И кто догадался посадить в саду желтую магнолию?

– Эй, Генри-кун, Сората. – Мужчины вздрогнули, услышав из другого конца холла голос Асикаги Руми – девушки, не сдержанной на язык и без регулятора громкости. – А чего это вы в коридоре обнимаетесь? Ой, Сората, что с тобой? Ты совсем неважно выглядишь.

– Благодарю за комплимент, Асикага-сан, – проворчал Кимура, стараясь держаться от Макалистера как можно дальше, насколько это позволяла хватка коменданта, несколько ослабшая после появления учительницы.

– Ой, брось! Дай угадаю: ты набезобразничал, а Генри тебя наказал? Ах, наш Кимура такой хорошенький, что влюбил в себя не только всю женскую половину «Дзюсан», но и даже нашего сурового коменданта. Какая потеря! – воскликнула Руми, артистично заламывая руки. – Вы смотрите, я все видела! Будете плохо себя вести, расскажу все Дайске.

– Влюбил в себя всю женскую половину? – недоверчиво переспросил Генри, будто и не слыша продолжения, и покосился на Сорату. Руми, женщина-ураган, меж тем уже скрылась за поворотом.

– Вас это удивляет? – ехидно оскалился японец, наслаждаясь выражением его лица.

– Меня это шокирует, – оскорбленно признался Генри, удобнее перехватывая Сорату. Чувствовалось, что он торопился, видимо, не желал встретить по пути еще кого-нибудь, но Кимуру это лишь сильнее позабавило.

– Что именно? Что я нравлюсь девушкам или то, что, помимо девушек, я нравлюсь только вам? – В карих глазах озорные бесенята отплясывали ритуальные танцы, Сората даже позабыл о своем дурном самочувствии. Но Макалистер не был настроен шутить на эту тему.

– Вырвать бы вам ваш острый язык, Кимура!

– Может, откусите? – Сората ребячливо показал язык, почти не скрывая своего приподнявшегося настроения. Позже ему обязательно станет стыдно.

Генри покрылся пунцовыми пятнами.

– Еще одно слово, Сората, и медпункт вам уже не понадобится!

– Вы опоздали на каких-то десять секунд, мы уже пришли.

На короткий предупредительный стук из кабинета тут же отозвался тоненький женский голосок. Генри толкнул дверь, пропуская Кимуру.

За столом, на котором всего несколько дней назад Макалистер выстраивал ряд медикаментов, склонилась над журналом худенькая девушка. Лица ее не было видно из-за длинных крупных локонов, окрашенных в естественный, темно-рыжий цвет.

– Добрый день. – Генри, взявший на себя шефство над ситуацией, первый попытался привлечь ее внимание, следя, чтобы Сората успешно уселся на кресло для пациентов. Кимура про себя подумал, что Генри следовало бы идти воспитателем в детский сад, а никак не комендантом, и уж тем более не детективом.

– Добрый, – девушка дописала что-то в журнале и только после этого подняла голову. – Кимура-сан?

В груди у Сораты екнуло, он всмотрелся в знакомое лицо и от удивления чихнул.

– Сакураи-сан?

– И правда, Кимура! Сколько времени прошло? Вас совсем не узнать! – Она соскочила с кресла и, приблизившись, заглянула в лицо. Ее глаза, такие же живые и черные, смотрели все с той же теплотой, как и несколько лет назад. Казалось, она совсем не