решимости.
Он повторяет себе:
'Совершенно необходимо, чтобы я с ним встретился. Безусловно, невозможно перестать заниматься им. Легедри, свободный в своих поступках, независимый от меня, представляет собой смертельную опасность. Сама жизнь приказывает: держи его. Я мог бы освободить себя от обязанности искать его только в том случае, если бы он исчез совсем. Если бы, например, прочитав утром газету, он пошел бы и бросился в Сену'.
Он мечтает:
'Это был бы выход. Но – жалкий. Нет, я не хочу, чтобы он бросился в Сену'.
Вдруг его поражает очевидность, в которой он до сих пор еще не давал себе отчета.
'Но значит… Это будет продолжаться всю жизнь? Не на сегодняшний день, не на неделю нужно мне, чтобы он избежал преследований полиции. На всю жизнь! На всю его жизнь. Юридическая давность существует, кажется, но бог знает, сколько лет ее надо ждать. Практически, – на всю его жизнь. Пока он жив, мне придется опекать его? Наблюдать за ним? Не позволять ему делать глупости? Ужасно. Я еще не думал об этом'.
Он испытывает такой страх, что 'свинцовый шлем' надвигается на его голову и капельки пота покрывают всю переднюю часть лысого черепа.
Но ему настолько тягостно признать ошибку в своих расчетах, что он находит в себе силу отстранить эту мысль или поразить ее временным сомнением.
'Я слишком быстро прихожу в ужас. Все как-нибудь устроится. У меня будет время продумать это. Сейчас надо выдержать первую схватку. Раз дело начато…'
Он идет по улице Бобур. Доходит до улицы Рамбюто. Налево старомодный винный погреб; направо кафе-бар более современного вида. Двери распахнуты настежь, касса блестит вовсю, люди пьют стоя.
Кинэт приближается к кафе.
Остановившись в десяти метрах от него, он видит Легедри у стойки с рюмкой в руках. Он разговаривает С ближайшими посетителями; разговаривает довольно оживленно; болтает.
'Он сошел с ума! Совершенно сошел с ума! Что это он им повествует?'
Кинэту хотелось бы привлечь внимание Легедри, не входя в кафе. Но Легедри принадлежит к людям, вялые глаза которых не умеют видеть неожиданное. Он не думает о Кинэте. Он думает, увы, о том, что он говорит.
Как выйти из положения? Подождать на этом перекрестке или открыто войти в кафе? И в том и в другом случае риск быть замеченным и, следовательно, узнанным впоследствии примерно одинаков.
Хорошенько обдумав положение, Кинэт входит в кафе, но через двери, наиболее удаленные от стойки. Он усаживается за столик в углу. Как только Легедри немного повернет голову, он его увидит.
Хозяин за стойкой обратил внимание на нового посетителя. Он кричит слуге:
– Эмиль!
И указывает ему уголок, занятый Кинэтом. Легедри машинально следит за направлением взгляда. Он делает легкий жест удивления, перестает говорить; вид у него довольно сконфуженный, но он достаточно владеет собой, чтобы люди, окружающие его, ничего не заметили.
Кинэт вздыхает: 'Ну, что же! Это еще не так плохо!'
Ему подают кофе, который он спросил и за который он сейчас же расплачивается. Он быстро пьет его. Он встает, шумно двинув стулом, и покашливает. Впрочем, Легедри не потерял его из вида.
По улице Кинэт идет медленно. Прежде чем оставить за собой перекресток, он убеждается, что Легедри готов следовать за ним.
'Куда идти? – думает переплетчик. – К нему? Это было бы все-таки проще всего. Но меня стесняет старуха. Я предпочитаю не показываться ей больше на глаза. Вот разве церковь… Ну да! Почему бы и не церковь?'
Эта мысль пленяет его своей необычайностью. К тому же она довольно разумна. Наверно уж не в церквах имеют обыкновение совещаться преступники, по разным причинам, среди которых суеверный страх занимает, конечно, не последнее место. И не в закоулках Сен-Мерри будут искать сегодня полицейские виновника преступления на улице Дайу.
Правда, ни еврей с улицы дез Экуф, ни ростовщик, обходящий своих должников, не зашли бы в церковь Сен Мерри. Неважно. Кинэту больше не нужен вымышленный персонаж. 'Это была не столько мера предосторожности, сколько забава. Придется остерегаться развлечений'.
– Какая муха укусила вас? Я совершенно не догадывался, куда вы меня ведете.
– Тсс! Не так громко.
– Я чуть не повернул обратно. Вы накликаете на нас беду.
– Перестаньте говорить глупости.
В низком северном приделе церкви не было ни души. Кинэт нашел темное местечко, расположенное поодаль от исповедален и дверей, откуда, вместе с тем, он мог видеть всякого приближающегося человека.
– Садитесь. Здесь нам не помешают. Старайтесь говорить очень тихо. Если я толкну вас локтем, молчите.
– А вдруг на нас обратят внимание? Не притвориться ли нам молящимися. А?
– Зачем? Сделаем вид, что мы просто-напросто устали. Никто не должен слышать наш разговор. Это главное. Неужели вы не умеете говорить шепотом, беззвучно?
– Признаться, не умею. Мои губы путаются. Я перестаю понимать собственные слова.
– Научитесь!… Итак, вы прочли газету?
– Я? Нет… А что такое?
– То, что вчера вечером это обнаружили. Вот.
– Кто? Полиция?
– По возможности, избегайте таких терминов. Мы должны понимать друг друга с полуслова… Да, она, конечно.
– Ах! Это ужасно… Впрочем, иначе и быть не могло. Я пропал.
– Полно!
– Они напали на след?
– Кто их знает? Одно показалось мне немного обидным. Узнать все это из газет… Подумать только, что вы не захотели мне довериться! Возмутительно!
– Я не столько таился от вас…
– Рассказывайте сказки!
– Нет. Уверяю вас. У меня было чувство, что это равносильно признанию. А известно, как только признаешься, тебе крышка.
– Ну, лжете вы или нет, теперь ваше соображение теряет силу. Итак, надеюсь, вы соблаговолите отвечать решительно на все, о чем я буду вас спрашивать.
– Обещаю вам.
– Иначе я вас брошу.
– Обещаю вам. Но, скажите, они не напали на мой след?
– Тише! Вы не следите за собой… Будьте уверены, что они не стали бы кричать об этом на крышах… Вы не солгали, поклявшись мне, что у них нет…?
– Чего нет?
– Карточки… или… ну, одним словом… Понимаете?… – Кинэт показал свой большой палец.
– Нет, нет! Клянусь вам, нет!
– В сто раз лучше было бы сказать мне правду. Мы действовали бы иначе, вот и все.
– Нет, нет. Клянусь головой моей матери!
– Хорошо. Другой существенный вопрос. Как вы познакомились с этой старухой?
– Очень просто. Полгода тому назад мне нужно было продать серебряные приборы…
– А! Как они достались вам?
– О, честным путем. Один приятель, бывший лакей, предложил мне их однажды. Как они попали к нему,