полбеды. Ты двигаешься так, словно вот-вот нападешь на меня. Ты хотела знать, отчего я при виде тебя делаюсь доспешным боотуром? Я едва удерживаюсь, чтобы не размозжить тебе череп. Юрюн-боотур не хочет тебя, он хочет драться с тобой. Для Уота ты своя, сестра. Уот привык, любит тебя. Наверное, другие адьяраи тоже любили Куо Чамчай без желания...
— Без желания? Что ты несешь, болван?!
— Я имел в виду, без желания свернуть тебе шею. Я не адьярай, у меня не получается. Извини, я постараюсь привыкнуть...
— Он привыкнет! Нет, он привыкнет!
Тьма вскипела. Ожила, содрогнулась, забурлила. С опаской я следил, не приближается ли это бурление к несчастному Юрюну Уолану. Прибей я сестру Уота у него в доме — вряд ли это понравится адьяраю. Прибей его сестра меня в собственном доме — вряд ли это понравится мне. Надо научиться врать, дал я себе зарок. Ты красавица, Чамчай, ты писаная красавица! Я так хочу тебя, что боотурюсь, едва ты сделаешь шаг в мою сторону. А что оружием размахиваю, так это по молодости и глупости. Это пройдет, ты только сейчас ко мне не лезь, дай полюбоваться на тебя издали...
— Он постарается!
И вдруг все успокоилось. Я даже не предполагал, что Чамчай способна на такие смены настроения.
— Облик, — задумчиво произнесла удаганка. — Я всегда могу сменить облик. Птица эксэкю тебя вряд ли привлечет, но есть и другие личины. Давай попробуем?
— Давай, — согласился я.
Я плохо представлял, что мы сейчас будем пробовать. Во тьме случилось некое движение, и в луч света вышла ослепительная красавица. Сто мужчин из ста без промедления ринулись бы к ее ногам. К сожалению, я оказался сто первым.
А-а-а-а! Враг!!!
Лжет! Морочит! Заманивает!
Колодец! Где-то рядом!
Упаду! Пропаду!
Убью!
— Ты с ума сошел!
— Я... прости...
— Тебе что, вообще не нравятся женщины?
— Нравятся...
— Тебе Уота подавай, да?
— Не надо мне Уота...
— Ты меня чуть не прибил!
— Я решил, что ты паучиха.
— Кто?!
Плюнь я Чамчай в лицо, и то она обиделась бы меньше:
— Паучиха?! Ах ты дрянь, скотина неблагодарная...
— Я тебе сейчас все объясню!
Ожидая, что Чамчай вот-вот кинется выцарапывать мне глаза, я пустился в объяснения. Вспомнил колодец с едкой жижей, свои мучения, трёх паучих, явившихся Юрюну Уолану в облике его матери, сестры и невесты. Рассказ вышел сбивчивым, косноязычным, через пень-колоду но это было лучше, чем ничего. Мне лучше говорить правду; во всяком случае, легче.
— Облик, понимаешь? Личина! Я как тебя под личиной увидал, так сразу паучих и вспомнил. А там до боотура рукой подать. Не надо в облике, это еще хуже получается...
— Бедный ты, бедный...
— Ты что, жалеешь меня?
— А кого тут жалеть? Не меня же?! У меня все в порядке, это тебя, простака, жизнь жует да срыгивает. Так ты ко мне и за тыщу лет не привыкнешь...
— А мы, — осторожно поинтересовался я, — и вправду поженимся?
— А как ты Уоту объяснишь свой отказ?