— Уоту? Объяснить? Чем?!

— Словами!

— Значит, поженимся. Уоту я не смогу, если словами.

— Что ты грызешь все время? Ты с женщиной разговариваешь или ногти грызешь! Грызун нашелся!

— Очень громко, да?

— Очень!

— Когти я грызу, потому и громко. У меня уже второй растет. На мизинце, и вот, на безымянном...

— Боотурься чаще, десятый отрастет! Двадцатый! Хами мне чаще, рога вырастут!

— При чем тут боотурься? Раньше не росло...

— Ты где, а? Ты в Нижнем мире! Тут у всех растет...

— Когти?

— А ты о чем подумал? Нет, малыш, если в детстве не выросло, то и к старости не отрастет. Это я про мозги, понял? Я тебе уродина? Ничего, мы еще на тебя поглядим! На красавца!

— Чего ты на меня орешь? Ладно, не буду грызть когти. Довольна?!

— Нет. Ты действително не понимаешь, что с тобой происходит?

— Понимаю. Я в Нижнем мире, скоро женюсь на тебе...

— Я не про это. Я про когти...

Позже, когда случилось много событий, а кое-кто даже умер во цвете лет, мне еще разок объяснили всё то, о чем говорила Куо Чамчай в темной ночи под щербатой луной. Объяснили, как выразилась Уотова сестра, словами. Такими мудреными словами, что я и третьей части сказанного не понял. С Чамчай вышло понятней. Да вы и сами наверняка уже всё уразумели! Ну, Нижний мир. Родись здесь — станешь адьяраем. Поживи здесь маленько — станешь адьяраем. Как ни вертись, а станешь адьяраем, и баста. Когти, клыки, хвосты, горбы. Один глаз, три, целая гроздь... А что? Обычное дело. И чем чаще ты расширяешься, чем дольше живешь боотуром, тем быстрее изменения настигают тебя, прыгают на загривок, валят и рвут в клочья. Зайчик с цепью воюет, значит, день и ночь адьяраится. Я боотурюсь реже, у меня пока только когти растут.

— Жаворонок! Она тоже?!

— Тоже, — согласилась Чамчай. — Но она — не боотур, она вряд ли сильно изменится. И потом, чего ты за чужую жену переживаешьь? С ней Уоту спать, не тебе. Пусть Уот и дергается.

Кажется, она не простила мне обиды.

— Ты — бурдюк, женишок. Когда в тебя наливают, ты меняешь форму. Сарынова дочка — горшок. Она может треснуть, распасться на черепки, но формы не изменит. Хоть кумыса в нее налей, хоть воды.

— Паучихи...

— Ты опять? Нет, ты опять?!

— Я не про тебя! Жижа в колодце превращала меня в пищу. Нижний мир превращает меня в адьярая. Там было больно, здесь не больно — вот и вся разница. Скажи, а кроме тела, — я постучал себя по голове, — больше ничего не меняется? Думать я буду по-старому? Как раньше? Вот прямо сейчас я думаю, как раньше?!

Она не ответила.