обделили: дверь заскрипела, вздрогнула и начала отворяться.
Плохая дверь. Плохая дверь.
Очень плохая дверь.
Отворяться? Да она распахнулась, как от пинка изнутри. Еще чуть-чуть, и я сорвал бы ее с петель. Темно. Вижу. Кого вижу? Мелкое. Жалкое. Уот? Мелкий Уот. Жалкий Уот. Хы-хыык! Гы-гыык! Юрюн-боотур. Уот-слабак. Убью, спасу. Сначала убью.
— Кэр-буу!
— А-а-а-а-а-а!
Никогда еще я не усыхал с такой скоростью. Вопль Жаворонка бился в мои уши, грудь, сердце. Хлестал плетью, душил арканом. Я и не предполагал, что женщины могут так кричать. Силы покидали меня, разум возвращался. Кружилась голова, сосало под ложечкой. В висках трудились кузнецы-молодцы, лупили молотами по наковальням. Плохо, плохо, очень плохо.
Все, усох.
— Не кричи, ладно?
— А-а-а-а-а-а!
— Я за тобой. За тобой пришел...
— Не тронь! Не тронь меня! Я больше не буду!
— Чего ты не будешь?
— Камнями швыряться! Я не бу-у-у...
Она забилась в угол. Прижалась спиной к стене, подобрала коленки к подбородку. Крошечный комочек плакал, всхлипывал, заверял, что больше не будет. Никогда, ни за что! А я стоял, дурак дураком, и не знал, что делать. Это нас и спасло. Уот вряд ли сумел бы так долго стоять без движения, а главное, молча. Рыдания затихли, поверх коленей сверкнули мокрые зареванные глаза.
— Ты кто? Не надо меня похищать...
— Это я, Юрюн.
— Здесь нет никакого Юрюна. Здесь не может быть никакого Юрюна. Здесь...
Много позже я узнал значение слова «истерика». Мне рассказали про мудреца Платона, про «бешенство матки»[29], от которого у женщин начинаются расстройства поведения, мне наглядно разъяснили ошибочность прошлых заблуждений и истину нынешних воззрений. Я слушал, кивал, притворялся, что мне интересно, а сам готов был убить рассказчицу голыми руками. Я видел Жаворонка в углу, слышал ее мольбы, и если что-то удерживало меня от немедленного превращения в боотура, так только то, что со мной разговаривала женщина. Умница в белом халате — при виде Юрюна-боотура, готового рвать и метать, она мигом растеряла бы все знания и завопила громче громкого: «А-а-а-а-а-а! Не тронь меня!»
Ладно, забыли. И даже еще не узнали.
— Юрюн?
— Ага.
— Ты пока не подходи, хорошо?
— Хорошо.
— Стой, где стоишь. Я боюсь...
— Меня?!
— Всего. Я вообще боюсь.
— Не надо.
— Я не буду бояться, а ты не будешь подходить.
— Давай не будем. Оба не будем.
— Это ты кричал: «Гость в дом — радость в дом!»?
— Ты слышала? Отсюда?!
— Тут все слышно. Ты в сговоре. В сговоре с Уотом!
— Рехнулась?
— Гость! Гость в дом! Радость в дом! Вы заодно!
— Дура! — пожалуй, я усох не до конца. А может, Айталын вспомнилась некстати. — Я его обманывал! Уота твоего! У меня план! Хитрый!