захлопнул.
С него станется!
Я несся по небу верхом на Мотыльке. Под блеск зарниц, над яростью волн ледовитого моря. Будущее стало настоящим и обернулось прошлым, исчезло за спиной. Сказка кончилась. Пронизанный солнцем мир, спрятанный в клюве, подергивался голубой дымкой, таял в моей памяти. Жёлтая Благодать на вкус оказалась как желток с мёдом. Чуп-чуп, уруй-туску! Объеденье! И сил вдесятеро прибавилось — я едва не забоотурился на радостях. Не знаю, каким на вкус был чудо-кустик, но, судя по Мотыльку, ему тоже понравилось. Залоснился, красавец, глаза загорелись — так и рвался взлететь!
Орла я загнал обратно коню в ухо. Вдруг еще пригодится? Отхлестал орлище плетью, он и уменьшился до птенца. Пока я с птицей возился, Мотылек от нетерпения бил в утес копытом. Едва не раскрошил! — утес, в смысле, не копыто. Уже и трещины пошли. А когда я вскочил в седло — тут же прянул в небо.
Берег близко. Устье реки, серые валуны, пестрые горы. Склоны, горелый сухостой. Говорят, многие хотели бы знать будущее. Ну вот, знаю. Скучное это дело — всё наперед знать. Хорошо, что знание мое сейчас закончится, и дальше опять пойдет новое- интересное.
Вот и дивная юрта на зеленом лугу.
Полог откидывается...
3
Смеху-то!
— Юрюнчик! — кричит мама.
— Юрюн! — кричит Жаворонок.
— Дурак! — кричит Айталын.
И все трое плачут в голос. Ой-боой, как же они плачут! Рыдают, трут кулачками глаза, носами шмыгают. Я сам чуть не разрыдался. Нет, мне нельзя, я боотур. Я спасать их приехал.
Стойте! Почему — их? Я ведь за Жаворонком ехал!
— Украли! — жалуется мама.
— Похитили! — жалуется Жаворонок.
— Силой увезли! — жалуется Айталын.
И хором, на три голоса:
— Юрюнчик! Вызволяй!
А сами из юрты — ни ногой. Полог откинули, высунулись до пояса: Жаворонок над Айталын, Айталын над мамой, мама нижняя. Слезы по щекам текут, капают. У Жаворонка на Айталын, у Айталын на маму, у мамы на землю. Вон, целую лужу наплакали.
Отчего бы им не выйти? Караул сторожит? Не пускает?! Оглядываюсь: никого. Хоть бы самый завалящий адьяраишко, или там жаба-страшила! И голова моя не спешит расшириться. И полет не стремителен. Сидит Юрюн-боотур смирно, не чует опасности. Лишь копошение в голове, шуршание, шорох. Мысли паутинкой заплетаются. Я вдохну, они закачаются. Я выдохну, они замрут без движения.
— Юрта! — объясняет мама.
— Заколдованная! — объясняет Жаворонок.
— Наружу ни ногой! — объясняет Айталын. — Сидим как дуры!
На Жаворонке — оленья доха цвета мокрой глины. Опушка из битого сединой бобра. Рысьи клинья на груди, бляшки червонной меди. Такой она приехала к нам с Нюргуном: насмехаться. Такой она была в Кузне: вопила от страха. Такой я уносил ее от наковальни.
