щупальцами. А еще вероятнее, разыгравшееся воображение просто подкидывало ужасающие образы.

В тумане, да еще и ночью, не разглядеть ни «мертвой воды», ни «круга огня», ни «мокрого асфальта». Вот почувствовать – можно. Однако вся загвоздка заключалась в том, что Денис не ощущал – вообще ничего. Он являлся частью этого мира, но не более того.

Так воспринимают Зону матрицы или еще кто-то… что-то мертвое: им нет дела до окружающего и окружающему нет дела до них. Приблизительно так же Зона относилась к Валентину и ему подобным, а вот к эмионикам – нет. Эмионики были ее частью – муравьями, тащившими новые знания и впечатления в один огромный муравейник. То, что знал один, знали все. То, что видел один, видели все. То, что говорил один… А вот здесь все было не столь однозначно. Эмионики в каком-то смысле сохраняли индивидуальность. Они воспринимали действительность чуть-чуть по-разному и потому делали немного отличающиеся выводы. Вот только решить, будто одно «дитя Зоны» кардинально отличается от другого, допустить мысль, словно можно привлечь на свою сторону хоть кого-то из них, стало бы утопией.

К порождениям Зоны нельзя подходить с человеческим мерилом. В каком-то смысле нельзя подходить с ним и к сталкерам, да и если на то пошло, то и к обычным людям. Все человеческие истины – всего лишь собрание банальностей. Многие из них новорожденные вкушают с молоком матери и даже не задумываются об этом. Что уж говорить о законах и правилах, которые навязаны.

Денис знал, как убить человека, более того, умел это делать, но понять, как можно решиться на это по доброй воле просто потому, что хочешь завладеть кошельком, машиной или что-то доказать, – нет. Также он никогда не понимал, как можно любить делать кому-то больно. Власть? Вседозволенность? Возможно, они кому-то и нужны, вот только этого кого-то можно лишь пожалеть.

Вот и эмионики считали примерно так же, но не жалели. Разве можно относиться как к равным к существам, искренне считающим, что только навязанные им директивы – страх перед наказанием людским или посмертным – способны удержать их в узде и не позволить скатиться в первобытное состояние агрессии и похоти? «Дети Зоны» и не относились. Более того, презирали. Но можно ли их судить за это? Разве от тех же мародеров сам Денис или Ворон не морщили носы?

Он качнул головой. Это были не его мысли, хотя они и казались очень схожими с теми, что обычно посещали голову Дениса.

Люди смертны, иногда внезапно. Эмионики же – никогда. Они – существа, живущие в ином измерении, четырех– или даже пятимерном.

Существо, обитающее в двумерном пространстве, никогда не заметит человека трехмерного, если тот не захочет. Но способно ли это существо, живущее в плоскости, осознать, что такое высота?

«Вон из моей головы!» – разлепить губы не выходило, но мысленный посыл Денис постарался сформулировать довольно четко.

– Ты похож на дурака, унаследовавшего замок, но насильно загоняющего себя в конуру!

Учитывая размеры конуры и замка, это как раз было объяснимо: уборки меньше. Не то чтобы они с Вороном перетруждались, но и нанимать уборщиц лишний раз не хотелось. Присутствие посторонних давило на психику.

Туман поднялся выше – до пояса. Щупальца опутали ноги, и Денис ощутил себя в том же отвратительном неустойчивом положении, что и недавно на болоте.

Один из шаров спустился с фонарного столба и подплыл почти вплотную. Денис отстранился, насколько возможно, и отвернул голову. Свет казался нестерпимым, однако от шара не шло ни жара, ни просто тепла. Если закрыть глаза, удастся представить, что его вообще нет. Вот только зажмуриться во сне невозможно, можно лишь поднести ладони к глазам и закрыться ими.

Руки оказались в крови по локоть, а в следующий момент Денис потерял равновесие и упал прямо в шар.

…Он разбил колени о жесткий паркет, стиснул зубы, подавляя приступ острого жара, пронесшегося по телу, и замер. Денис мог поклясться, что знал эту комнату.

– У тебя болевой шок, – сказал Роман совсем близко.

– Я догадался.

Денис вздрогнул и обернулся. Врач был молодым. Исчезла сеточка морщин у глаз и уголков губ, лоб выглядел идеально ровным, виски потемнели. А еще он неожиданно оказался тучного телосложения. Зато лежащий на полу Ворон не изменился. Совсем. Он был таким, каким Денис привык его видеть теперь или четыре года назад, абсолютно не постаревшим с тех пор, как он вывел его из Зоны. У сна, конечно, свои законы, но у Дениса засосало под ложечкой от неясного предчувствия.

Смотреть на распластанное, окровавленное тело было страшно. Всю правую сторону груди сталкера залило алым. Разрезанная штанина висела бурыми струпьями. Нога, замотанная в окровавленные бинты, распухла и напоминала колоду. Ступня посинела.