медицинскую карту.

– Зачем меня привязали? – окликнул я его. – Я же парализован!

– Всему свое время, – ответил врач, не отрываясь от своего занятия, и ничего больше не сказал. На разговоры с пациентом он настроен не был.

Приподняв голову, я принялся рассматривать заставленную оборудованием лабораторию, и в глаза сразу бросились банки с заспиртованными внутренними органами на полках и хирургический стол в углу с облицованными белой кафельной плиткой стенами и полом. На миг почудилось, будто угодил в логово безумных ученых-вивисекторов из какой-нибудь бульварной книжонки, но нет, логовом безумных ученых эта лаборатория не была. Это был «Готлиб Бакхарт».

Лишенную окон комнату освещали электрические лампы, и чем сильнее шумело в голове после влитой в меня микстуры, тем ярче и пронзительней становилось их сияние. Я сощурился и постарался разглядеть приборы у противоположной стены, но застекленные окошки с неподвижными стрелками, многочисленные переключатели, витки кабелей и цепи электрических банок ничего мне не говорили.

А потом распахнулась дверь, и к нам присоединился профессор Берлигер.

– Пациент готов? – с порога поинтересовался он.

– Да, профессор.

– Уже дали ему состав?

Доктор Эргант взглянул на карманные часы и сообщил:

– Четыре минуты назад. Перорально.

– На голодный желудок? Тогда не будем терять времени!

Профессор Берлигер снял и убрал пиджак на вешалку, взамен накинул на плечи белый халат. Потом он хрустнул костяшками длинных тонких пальцев и, наконец, обратился ко мне:

– Вы, должно быть, сейчас ужасно напуганы, но уверяю – бояться совершенно нечего. Пройти курс лечения – в ваших собственных интересах.

Я промолчал. У меня были большие сомнения в искренности профессора.

Того мое молчание всецело устроило.

– Вы глубоко больны, – продолжил он свой монолог. – Вы больны с самого рождения, но не отдавали и до сих пор в полной мере не отдаете себе в этом отчет. Ваше сознание поражено тяжелым психическим расстройством, и мой долг – вернуть вам ясность мысли и трезвость рассудка. Не только вам, но и всем остальным сиятельным!

– О чем вы?! – опешил я.

– Традиционно считается, что корень бед сиятельных заключен в их крови. Будто именно в ней растворен некий яд, наделяющий людей противоестественными способностями. Увы, это не так! Опыты по полной замене крови сиятельных на кровь нормальных людей успехом не увенчались. Равно как не привело ни к каким результатам и обратное переливание крови. И ни одной научной лаборатории, ни одному ученому-естествоиспытателю до сих пор так и не удалось выделить из крови сиятельных некую уникальную составляющую! А почему? Ответ прост: дело вовсе не в этом!

Щеки профессора раскраснелись, сейчас он походил на истосковавшегося по лекциям университетского преподавателя. И хоть вещал Берлигер о каких-то немыслимых, просто запредельных вещах, но ни в малейшей степени не смущался тем, сколь безумно звучат его слова.

– Но если не кровь, тогда что? – продолжил профессор. – Ответ может быть только один: мозг! Дело в человеческом мозге, этом кладезе самых невероятных загадок! Именно там скрывается проклятие сиятельных!

Тут я не выдержал, приподнял голову и оборвал этот дьявольский монолог:

– Нет никакого проклятия! Оставьте меня в покое!

Доктор Эргант взял отложенные на край стола часы и сделал в медицинской карте какую-то лаконичную пометку.

Профессор Берлигер только покачал головой.

– Вы ущербны и даже не понимаете этого. Сиятельные – рудимент ушедшей эпохи. Квинтэссенция всего антинаучного, что только есть в этом мире. Сиятельные отравляют наше общество и тормозят движение по пути прогресса. Одним только фактом своего существования они смущают неокрепшие умы и толкают их на путь мистицизма.

– За такие слова и в тюрьму угодить недолго. Третий департамент…

– Все здравомыслящие люди в той или иной степени разделяют эти воззрения! – резко перебил меня профессор. – У нас хватает единомышленников даже в полиции! И не стоит угрожать мне Третьим департаментом, в отличие от многих других, я категорически