Сразу понятно – не голытьба живет. Позже узнал – скорняки да суконщики в деревне обитают, ни одного хлебопашца. И всем удобно. Суконщики ткани ткут, красят. А скорняки зачастую тулупы, зипуны, армяки тканью кроют. Скажем – тулуп овчинный мехом внутрь делают, а мездра белая пачкается быстро, выглядит неопрятно. А покроешь епанчу или тулуп крашеной тканью – заглядение, купцу или боярину самому в поход зимний надеть не зазорно.

Целые деревни мастеров подбирались – кожевенников, шорников, медников или оружейников. Потому как удобно. Кожемяка кожу выделал, грубую и толстую шорникам продал – седла и сбрую делать, тонкой выделки – сапожникам, для башмаков или сапог. А уж обрезки шли на ремни, ножны для ножей, кошели. Ничего не пропадало, и на все спрос был.

Избу Матрены нашел. На стук хозяйка вышла:

– День добрый! Пришел, значит?

– Как обещал. Для начала я двор хочу осмотреть и светелку Ярины.

– Это зачем?

– Потом узнаешь.

– Проведу.

Постройки во дворе ничем от других хозяйств не отличались. Справное домовладение, чувствуется рука хозяина. Его мастерская за избой была. Фактически – еще одна изба, только поменьше жилой. Зашли в избу, хозяйка занавеску отдернула. За ней – светелка девичья. Там же сама Ярина сидит. Как только узрел ее Первуша, сразу понял – чахнет. Не очень худа, пожалуй – стройна. Но кожа бледная, почти полупрозрачная и глаза отрешенные, вроде печали ее гложут. Да какие печали в семнадцать лет? Сверстницы- подружки о парнях в ее возрасте шепчутся, прихорашиваются, в глазах огонь, жажда жизни. А у Ярины глаза снулой рыбы. Поздоровался Первуша, в ответ прошелестело едва слышно:

– И тебе долгих лет.

Голос-то где потеряла? Не на гулянках же сорвала? Девчонки собираются на посиделки, рукоделием занимаются, песни поют. По словам Матрены, дочь вовсе с подругами не общается, хотя раньше подруг много было, хохотушкой была.

– Ярина, болит у тебя где-нибудь?

– Нет, здорова я.

– А что же с подружками на посиделках песни не поешь?

– Неинтересно с ними.

Вот те на! Первуша Матрену под локоток взял, из светлицы вывел, да во двор.

– Давно с ней так?

– Кто знает? Приметила я на Масленицу широкую. Народ веселится, блины ест, пляшет, песни горланит. А она постояла, посмотрела немного да и домой направилась. Я подумала – занемогла, вдруг краски у нее. А только наблюдать за ней стала. Совсем затворницей сделалась, рукоделие из рук валится. Отец-то недоволен: кто такую тень безрукую замуж возьмет?

Первуша с подобным не встречался, в некоторой растерянности был. Обнадеживать Матрену не стал:

– Случай сложный. Мне подумать надо.

– И! А говорили – знахарь знатный.

Матрена разочарована была, губы поджала. Первуша откланялся, на хутор отправился. Пропащий день, без пользы. В Ермилки десять верст, обратно столько. На одну дорогу времени ушло столько, а толку? Вот озадачился всерьез. Почему жизнь подбрасывает загадки? Пока шел, перебирал в памяти все, что Коляда о болезнях-немочах говорил. Близко похожего нет. Впрочем, учитель мог просто не успеть обо всем рассказать, думал – многие лета впереди. Но ведь и причина для всего быть должна. Почему доселе здоровая и веселая девушка превратилась в полусонное создание, которому ничего не интересно – подружки, парни? И до истоков этой немочи надо обязательно докопаться, дознаться, поправить. Немного времени у него есть. Коли мать заметила проблемы после Масленицы, фактически несколько месяцев прошло, стало быть, завтра девица не умрет. Но поторапливаться надо, это ясно.

Купава, как всегда, вопросов не задавала. Пообедали вместе, Первуша на лавку улегся. Учитель так тоже делал, когда трудную проблему решал. Говорил – думается легче. Первуша все привычки Коляды перенял, сам того не осознавая. Болезнь ее одолела? Так не болит у Ярины ничего, сама говорила. Но чувствовал Первуша – скрывает что-то девушка. Неразделенная любовь? От подружек бы не пряталась, а может быть, и с матерью поделилась. Почему из избы не выходит? Есть в деревне кто-то, кого она боится, не хочет встречи? Так деревня невелика, все на виду, кроме того, все при деле, при работе. Если бы кто волшбой черной занимался, селяне бы знали. С какого боку подстроиться, Первуша не знал, был в тупике. Но отступать не привык. Еще Коляда говаривал – чем труднее задача, тем интереснее решать, тем больше удовлетворение. Если смог выполнить, стало быть, достиг определенного уровня, поднялся на новую ступень, вырос в мастерстве. Весь вечер прикидывал, что же могло быть?