Ночь как-нибудь перебьется, а с утра работу искать надо и пристанище. Только как и где – не представлял.
Перебрался на другой берег, вода до колена доходила, холодная. Да быть так должно, весна. Солнце светит ярко, а тепла еще нет. Земля подсохла, телеги вполне ездить могут, но холодом еще от земли тянет.
До мельницы рукой подать. Решил зайти, вдруг подсобить получится за кусок хлеба. Но чем ближе подходил, тем сильнее росло в душе чувство опасности. Ноги тяжелее стали. Мельники и кузнецы водились с нечистой силой. Первуша остановился, потом повернул к дороге. Без куска хлеба не умрет, утром завтракал. А впереди – город, туда ему надо. На каждой мельнице задерживаться – никуда вообще не дойдешь. От мельницы шел, чувствовал спиной недобрые взгляды. Ой, не просто что-то с ней и с мельником. А и пусть их! Не медом намазано.
Бодро зашагал по дороге. Тем более когда на небольшой пригорок взошел, вдали городские стены увидел на круче, под детинцем посады. Если возничий не соврал – Елец должен быть. Да так оно и будет, зачем ему врать? До города версты три-четыре, дорога по лесу вьется. Первуша приободрился, в городе всегда пристанище найдется, не на земле спать. Из-за поворота, из-за густых елей, мужчина выбежал. По одежде не поймешь – кто будет. Кафтан разодран, без шапки, что уж вовсе для его возраста несолидно, глаза выпучены.
– Рятуйте, люди добрые! – закричал он.
Первуша обернулся. Где тут еще люди, если он один. Посох он через плечо нес, на нем узелок с книгами висел. Посох с плеча снял, узелок в левую руку взял.
– Погоди, не голоси! Объясни толком, в чем беда твоя?
– Там!
Мужчину трясло, он вытянул руку за спину, в сторону, откуда прибежал.
– Тати? – подсказал Первуша.
– Не… не…
– Понял, не тати.
– Не… нежить!
– Опа-на! Сколько?
– Один, одна, тьфу! Как и сказать, не знаю.
– Не части.
– На подводе к Ельцу ехал. А из леса баба выходит. Да не простая, не заблудилась. Кожа на голове клочьями висит вместе с волосами, на правой щеке дыра прогнила, зубы видны. На шее веревка болтается. А уж запах! Воняет, как… как…
Мужик слова подходящего подобрать не мог.
– Понял. «Заложная покойница», а ноне вурдалак.
– Ох ты, Господи!
Мужик перекрестился.
– Ты постой здесь, узелок мой постереги.
– Там лошадь моя, телега с товаром! – схватился за голову мужик.
– Так ты купец?
– Был до сего дня. Товар-то пропадет небось.
– Не нужен нежити твой товар. Ей кровь нужна. Вот с лошадью, скорее всего, попрощаться придется.
– Сейчас-то чего?
– Жди.
Первуша пошел по дороге. О вурдалаках и прочей нежити Коляда подробно рассказывал. И победить ее можно. Но это если вурдалак один или двое-трое. Медлительны они. А если их толпа, накинутся скопом, не отобьешься. Первуше и страшно, и силы свои попробовать хочется.
Сначала он увидел телегу, груз под рогожей. А где же лошадь? Приблизился осторожно и услышал чавкающие звуки.
– Эй! – крикнул он.
Пусть нежить покажется. Будет хуже, если она нападет внезапно, из-за телеги. На его окрик из-за телеги поднялась мерзкая тварь. Когда-то она была женщиной. Но сейчас…
С черепа свисают куски гнилой кожи, клочья волос. Страшное лицо, окровавленное, как грудь и руки. Первуша остановился, зато тварь двинулась к нему. Парень отбежал в сторону, увидел голову лошади, разодранную шею. Так вот что жрала нежить! Он взял посох на изготовку. Нежить брела на него, глаза ее полувытекли, но направление держала верно. На запах человека идет или на