русской печи уже вода шумит. Внучка старика, по возрасту сверстница Первуши, пшена засыпала в котелок, кусочки резаного сала. Ага, кулеш будет. Еда простая и сытная. А главное – на конце стола каравай хлеба лежит, тряпицей прикрытый, чтобы не черствел. Внучка шустрая, так и мелькает, все спорится в руках. Только лицо под платком, одни глаза видны. Когда внучка во двор вышла, старик сказал:

– Ты только не пугайся. У Зоряны половина лица в шрамах от ожогов. Родители-то ее в пожаре сгинули. Она выскочить из избы успела, да пострадала. Девки-то в ее возрасте на посиделки ходят, песни поют. А ее туда силком не затянешь. Пошла поперва раз, так надсмехались. Обиделась она крепко. Парни-то…

Старик досказать не успел, Зоряна вернулась. Миски на стол выставила, ложки деревянные. Кулеш в миски положила, не жадничала – с верхом. А сама за печь. Дед ее окликнул:

– Сидай с нами, откушай. Я молодцу-то о твоей беде поведал.

– Деда… – укоризненно покачала головой девушка.

– Не всю жизнь тебе под платком скрываться. У незамужних голова простоволосая должна быть. А у замужних – кика или плат.

Девушка деда послушалась, села с краю стола, платок сняла. Но сидела к Первуше здоровой половиной лица. И только когда повернулась на мгновение за куском хлеба, Первуша увидел вторую половину лица. Лучше бы не видел. Рубцы от заживших когда-то ожогов настолько обезобразили кожу, что выглядела она страшной неподвижной маской, какую иногда надевали берендеи. Первуша вида не подал, что шокирован, сдержался, хотя внутренне содрогнулся. Уже после завтрака, когда дед вышел, а Зоряна мыла посуду, подошел. Девушка сразу закрыла лицо платком.

– Открой личико, дай взглянуть, – попросил Первуша.

– Испугаешься или надсмехаться будешь, как другие, – отвернулась девушка.

– Да никогда. Травник я, помочь хочу.

Зоряна раздумывала недолго, терять было нечего. Сдернула платок с головы, повернулась к Первуше. В глазах вызов. Это хотел увидеть? Первуша последствия ожогов видел, Коляда показывал как-то болящего. Травами такие рубцы не уберешь. А наговорами можно. Только если он про наговоры речь заведет, сочтут чернокнижником, выгонят из села с позором, а то и побьют. Схитрить захотел. Пусть отварами умывается, а Первуша наговоры читать будет. Не обязательно вслух, действие не хуже будет. Пришел он в этот двор с книгами, большинство селян читать и писать не умеют. Из деревенских только дьячок церкви грамотой владеет да староста. Дьячок псалтырь читать должен и молитвослов да книгу писать о рождении и крещении. А староста учет налогов вести. Земля князю принадлежит, после сбора урожая, по глубокой осени, княжеский ключник за податью приезжает с целым обозом и в сопровождении двух-трех дружинников. Потому как селяне оброк натурой отдают – зерном, медом, маслом, льняными тканями, мехами – если охотничают в княжьих лесах, а рыбаки – сушеной или копченой рыбой. Худо тому, кто подати сдать не сможет. На селе неурожаи случаются, градобой.

– Помоги, – кивнула девушка, – век доброту твою помнить буду, свечку за здравие ставить. Звать-то тебя как?

– Первуша. Ты к травнице сходи, есть ведь такие в селе?

– Есть, как не быть.

– Выпроси чистотела пучок, цвет ромашки, подорожника. Немного масла топленого в хозяйстве найдется?

Девушка кивнула.

– Снадобье я сам сварю. Мазать будешь, только условие одно – я рядом быть должен.

– А поможет?

– К полнолунию снадобье готово быть должно. Твердо обещать не могу, не ангел я, травник лишь. Но все, что в силах моих, сделаю.

В глазах Зоряны мелькнула надежда. Она собралась и ушла. Чтобы не быть нахлебником в чужой избе, Первуша воды в дом из колодца натаскал, потом в баню. После пожара одежда его дымом провоняла, руки и лицо в копоти, таким детей только пугать. Помыться надо. А подготовка бани – действие долгое. Воды в оба котла – для горячей и холодной – наносить надо, баню протопить. А дров уходит много, стало быть – рубить-колоть надобно. Потому бани устраивались раз в неделю или по праздникам, а мылись всей семьей, незазорно было. Поди-ка, натопи на всех, когда семьи велики. Пять-семь деток в семье – не удивление, норма. Дед Шигона за стараниями Первуши следил одобрительно, сам-то баньку давно топил, тяжело уже дрова рубить, воду носить. В бане советы давал:

– Энтот котел для горячей воды, к печке-каменке близко. Да заслонку наполовину прикрой. Вишь – тепло выдувает.

А уж как печь накалилась, в бане тепло стало, дед первым разделся. За ним и Первуша. Поперва в шайке теплую воду помешал,