дыхание перевел. Расчет на то был, что после появления волка поджигатели к деревне кинутся. От волка в лесу одно спасение – на дерево взобраться. Или, если жилье рядом, туда бежать. Мелкое зверье к жилью подходить боится. У людей огонь, луки со стрелами, рогатины.

Волк выскочил со стороны. Сначала два зеленых глаза в темноте мелькнули, потом сам показался. Сначала застыл неподвижно. При свете пылающей избы видно его хорошо. Волк голову пригнул, пасть клыкастую разинул. Оба поджигателя, не сговариваясь, к деревне кинулись. У кузнеца в ножнах на поясе нож, самолично откованный. Но против волка нож – оружие слабое. Волк при нападении на любую живность в шею метит вонзиться, перекусить глотку. По весу волк – как человек, да силен, верток, быстр, враг серьезный. Поджигатели не сообразили с испугу, что до деревни им не успеть. Волк скачущую лошадь догоняет, а уж человеку не уйти. Семен-бортник сложением поменьше, опередил кузнеца. У Замяты груды мышц, бегать не привычен, хоть и силен изрядно. Когда Семен от кузнеца на десяток шагов оторвался, Первуша из-за дерева вышел, вскинул посох, выставил, как копье. Бортник грудью сам на дубовую деревяшку налетел с разбега, насадился, как на копье. Ахнуть успел и рухнул. Кузнец сего действия не видел, наткнулся на бегу на тело Семена, бьющееся в агонии, но устоял. Глядь – перед ним Первуша.

– Уцелел, гаденыш! Я тебя сейчас голыми руками удавлю!

Ручищи могучие развел, как клещи. Первуша посох вскинул, а сзади на Замяту волк налетел. Клацнул зубами, вцепился в шею кузнецу, сомкнул. Первуше слышно было, как хрустнули шейные позвонки. Кузнец кулем на землю пал. А волк-оборотень давай его рвать, грызть.

– Харитон, отойди! – вскричал Первуша.

Волк поднял на него окровавленную морду.

– Ты что же натворил, Харитон? Тебе же до конца заклятия неделя оставалась!

Первуша огорчился. После убийства Коляды, поджога избы, своего спасения, свершившейся мести, он как-то повзрослел сразу на несколько лет. Коляда травы лечебные и чудодейственные собирал, запас изрядный был, а теперь все в пепел обратилось. Ныне и лечить невозможно, и жить негде.

Первуша вернулся к избе, наивно надеясь найти хоть что-то полезное. Тщетны были ожидания: изба догорала. По щеке юноши предательски поползла слеза. Куда идти? Как жить дальше? Чем зарабатывать на жизнь? Кое-какие умения есть, научил Коляда. Но трав или снадобий нет. Вон – от горящей избы травами пахнет.

Первуша побрел от пожарища куда глаза глядят. Он отныне сирота бездомная. Настроение было хуже некуда. Обошел деревню, где случилась трагедия, стороной. Обернулся в последний раз: все же родимая сторона, и неизвестно, попадет ли он сюда еще? Брел до рассвета. Сколько прошел, не ведал, но устал. И на землю прилечь отдохнуть нельзя. Не прогрелась еще после зимы землица, ляжешь – все тепло тела заберет, простудишься.

Вдали показались деревенские строения. Первуша непроизвольно ускорил шаг. Там люди, можно выпросить хлебца, есть уж хотелось да передохнуть немного.

Добрел до села. От деревни оно отличалось большими размерами и наличием церкви. Луковку купола и крест над ней Первуша заметил еще на подходе. Селяне рано встают, с восходом солнца. Пока светло – работать надо. Спать ложатся с заходом, с темнотой. На паперть идти, просить милостыню стыдно было. Не попрошайка он, обстоятельства сложились трудные, непредвиденные. Но главное, была вера в то, что временно, наладится все. Молодости свойственно жить надеждами. Побрел по единственной улице, поглядывая по сторонам. За одним из щелявых заборов увидел, как старик дрова рубит. Ударит топором пару раз и дух переводит. Девочка-подросток поленья в избу носит. Из трубы дым идет. Печь топят, хотя мороза нет уже, стало быть – похлебку или кашу варят.

Первуша к забору низкому подошел:

– Здравствуй, добрый человек! Не помочь ли дров наколоть?

– Помоги, коли желание есть. Мочи нет.

Первуша во двор зашел, зипун скинул, две дорогие ему книги из-за пазухи вытащил, посох отложил, за топор взялся. Лезвие туповато, как пальцем попробовал. Попросил у старика оселок, лезвие поправил. И пошло дело. Чурочку подставит – хек! Чурка на две половины раскалывается. Каждую половинку еще раз топором. Из чурки четыре полена выходит. Если чурку целиком в печь затолкать, разгорается плохо, горит долго, тепла дает мало. На поленьях еда в чугунках быстро готовится. От работы упрел, жарко стало. Зато горка поленьев росла на глазах.

– Хватит, добрый молодец. Нам с внучкой на несколько дней, а то и на седмицу хватит. Трапезу с нами разделишь ли?

– С удовольствием.

Первуша за стариком в избу прошел, не забыв прихватить книги и посох. Сейчас это единственная его ценность. В черепках в