юродивых. Для остальных требовалось предъявить пайцзу, своего рода разрешение на проезд. Но главное – он теперь знал, для чего жить.

А когда возвращал Вещую книгу на место, нащупал еще один сверток, но побоялся брать. По времени Коляда скоро возвратиться должен; если обнаружит, что Первуша хозяйничал, может осерчать, даже выгнать. Учителем своим Первуша дорожил. Мало того что Коляда спас его от неминуемой смерти в зимнем лесу, так еще приютил, поил-кормил, уму-разуму учил. Первуша был учителю благодарен и не хотел, чтобы учитель был на него в обиде. За добро положено отвечать добром.

Но все же хоть и открыт был Коляда и добр к ученику, а кое-какие секреты имел. Первушей же двигало любопытство. Коляда знал много, и ученик хотел перенять от него знания. Он понимал, что ни отец с матерью и никто другой окрест не смог бы дать ему и толику тех знаний, которым его обучил отшельник.

А Коляда учил – то лозоходству, умению находить с помощью лозы в руках водные источники под землей. Наука нужная. Прежде чем селянин колодец рыть начнет, зовет Коляду. Тот пройдется с ветками лозы по двору, точно место укажет. И ни разу не обманулся. Там, где копали, вода близко к поверхности подходила.

Да обмолвился как-то, что этим же способом клады искать можно.

– А чего же тогда без денег сидим? – удивился Первуша.

– Зелен ты еще и глуп.

Но рассказал. Если деньги или другие ценные вещи зарывали для сохранности в землю, то называли кладом. Для того чтобы клад случайно не нашли, клад запирали заклинанием. Такие клады охранялись кладовым духом. Кто без знания заклинания на клад случайно натыкался, того кладовик губил. Обойти заговор можно было, лишь сорвав цветок папоротника на Иванов день, иначе – 24 июня, прозываемый еще в народе Ивана Купалы, а в христианстве – Иоанна Предтечи. В эту ночь язычники приносили богу Купале жертву купанием. Праздновали этот день еще в Древнем Риме, в Европе. Причем, как заметил Коляда, все травы, собранные в эту ночь, имеют особую чудодейственную силу.

– Так что, если не хочешь себе беды нажить, не ищи чужие клады, – подвел итог беседы Коляда.

– А если нашел? – не унимался Первуша.

– Экий ты настырный. Тогда скажи: «Чур! Чур! Свято место, чур, божье да мое». Потом шапку с головы скинь. Стало быть, голову свою в залог оставляешь, что никому о кладе не поведаешь. И проговори обязательно: «Чур, рассыпься!»

Через несколько недель, когда Коляда ушел в деревню, Первуша все же не удержался, проверить решил – что там за сверток рядом с Вещей книгой лежит. Снова чурбачок из сеней притащил, доску на потолке приподнял, рукой сверток нащупал и извлек. На стол бережно уложил, тряпицу развернул. Шевеля губами, прочитал буквицы. «Библия». О! Удивительно сие! Коляда при Первуше ни разу в церковь не ходил, о Боге не говорил, а Библию на чердаке держит. Первуша осторожно полистал книгу. Листами читал. Да так увлекся, что не заметил, как время пролетело. Спохватился, когда солнце через оконце в избу заглянуло – так в полдень бывало. Книгу снова в тряпицу обернул, вернул на место.

Бросился обед готовить. Когда Коляда уходил по делам, все хозяйственные дела на Первушу ложились. Приготовил похлебку грибную. Белые грибы по сытости и пользе не хуже мяса, даже запах очень аппетитный. И еще иван-чай заварил, медку добавил. Почти сыто получилось.

А тут и Коляда пожаловал. Да не пустой, за труды свои селяне щедро одарили. Большой и душистый каравай хлеба пшеничного, большой шмат сала да крупы-гречихи фунтов пять. Неплохой прибыток.

Коляда носом потянул:

– Вкусно пахнет! Дай угадаю: грибы белые в похлебке и иван-чай с медком.

– У тебя нюх, дядька, как у зверя дикого!

– Поживи с мое, – отмахнулся Коляда. – Накрывай на стол, полдничать будем.

Пока Первуша с чугунком и мисками суетился, Коляда хлеб порезал на крупные куски. По избе хлебный дух поплыл, ноздри защекотал. Давненько Первуша свежего хлеба не вкушал. Они с Колядой иной раз пекли лепешки, но это не то совсем.

Приступили к трапезе. Вкусно. И похлебка хороша, а хлеб можно и один есть такой аппетитный. Обед сытом запили. Первуша и спроси отшельника:

– Дядька, а ты в распятого Христа веришь?

Благодушие после сытного обеда с Коляды вмиг слетело. Брови нахмурил, в глаза Первуше уставился:

– У каждого человека вера своя. Ты же веришь, что утром солнце взойдет.

– То другое. Солнце всем видать.

– Думаешь, если Бога не видно, то его нет?