осознали – родная земля близко. Но пока ни деревень, ни сел не встречалось. Это земли Дикого поля, селиться здесь опасно. Басурмане спокойно жить не дадут, совершая набеги.

Младший брат Первуши, не бывавший здесь давно, с любопытством жадным смотрел. Детские воспоминания почти стерлись из памяти. В Крыму деревья другие – карагач, каштан, кипарис. А здесь сосны, березки, дубы. И даже воздух другой, травами пахнет, а не морем. Еще через день плавания показалась первая деревня. Небольшие избы, мужики в полотняных рубахах, бабы в сарафанах, свиньи бродят. Русь! А потом деревни чаще встречаться стали, земли Рязанского княжества. За время плавания Вторуша отдохнул от тяжелых работ, отъелся, исчезла худоба, когда ребра выпирают. Первуша стал места узнавать, над которыми пролетал. Похоже – родная деревня недалеко, где семьей жили.

Дон поворот делал, в сторону уходил. Первуша попросил Марко к берегу пристать.

– Далее пеши пойдем.

– У какого-нибудь города высажу. Места тут дикие, малонаселенные, обидеть могут, – обеспокоился Марко.

Правильная мысль, отребья в лесах хватает, только и брату родные места показать надо, да чтобы могилке поклонился. Еще неизвестно, когда вновь сюда попасть придется.

Марко команде приказ отдал: спустить парус и к берегу пристать. Попрощались тепло. Парни еще отойти не успели, как суденышко развернулось, обратно пошло. В плавании еще повезло, команде грести веслами не пришлось. А теперь и вовсе по течению вниз по реке.

До родной деревни половина дня пути, к сумеркам только добрались. Из съестного – ничего. Напились колодезной воды да спать улеглись в заброшенной избе. А утром – к могилкам. Вторуша поклон отбил у могилы.

– Оба тут?

– Один хоронил и домовины не было. Вроде братской могилы получилось, как у воинов после сечи на поле бранном.

Помолчали оба. Вторуша затем в полуразрушенную землянку семьи залез. Выбрался довольный, в руке тряпичный оберег зажат. Обычно в детстве мать ребенку делала. Оберег из кусочков ткани, ниток, в виде маленькой, в палец, человеческой фигурки. Вторуша сразу веревочку с оберега на шею нацепил.

– Сколько лет прошло, а вроде как мамиными руками пахнет. Я оберег в неволе часто вспоминал.

Путь к хутору не близкий, но вдвоем шагалось легче, а еще на постоялых дворах на ночь останавливались. Ужинали, спали. После завтрака Первуша покупал в дорогу хлеб, курицу жареную. Не тяжело нести и есть чем подкрепиться в пути. Все же за седмицу добрались. Уже на подходе из кустов выскочил волк. Как все волки – молча, пригнув голову. Вторуша зверя испугался, за старшего брата спрятался.

– Харитон, не признал, что ли? А это брат мой, на хуторе с нами жить будет. Вторуша, выйди, пусть волк тебя увидит, обнюхает.

Вторуша из-за спины старшего брата вышел.

– Нешто волк человеческую речь понимает?

– Это не простой волк, опосля узнаешь. А сейчас хутор от непрошеных гостей стережет.

Волк медленно подошел, обнюхал Вторушу. Тот замер изваянием – боязно. Вслед за волком, но с опозданием, с тявканьем выбежал щенок. Подрос Пострел, за зиму в крупного пса превратится. Кость широкая, пожалуй, во взрослом виде волку размером не уступит.

Узнав Первушу, хвостом завилял, ластится, в глаза заглядывает.

По тропинке к хутору вышли. Купава на веревке белье вывешивала сушить. Как увидела Первушу, кинулась к нему, обняла, в щеки целует.

– Говорил – не надолго. Я уже все глаза проглядела, ожидаючи.

– Получилось так. Зато брата родного, меньшого, сыскал. Не против, если у нас жить будет?

– Место есть, пусть живет.

Если бы Купава отказалась, Первуша избу в селе купил. Деньги теперь есть, да много. И не медяки, и не серебро – золото! А ему цена в их краях куда как выше, чем в Кафе.

– Вы же, наверное, оголодали в дороге, есть хотите?

– Не откажемся. А в дороге не голодали вовсе, на постоялых дворах харчились.

– Откуда же ты деньги взял? – удивилась Купава.

– Все же я ученик знахаря, болезным помогал, деньгу шальную сшиб.

– На валенки к зиме осталась мелочишка?