– На самом деле, – затаенно усмехнулся Ительс, – они не хотят возвращения фей.
– Но ведь феи, – даже задохнулась от возмущения горожанка, – они же несут существам свет и любовь!
Селайвен на миг помрачнел, открыл было рот, чтобы ответить, но его опередила Уатель.
– Феи никогда не делают того, чего от них требуют другие расы, – качнув головой, тихо проговорила эльфийка, – они всегда поступают так, как считают справедливым.
Сложившаяся в сознании Таэльмины картина мира в очередной раз пошла трещинами и рассыпалась на мелкие осколки.
И новая, которая начала складываться из этих осколков, оказалась намного более тревожнее и мрачнее прежней. Теперь тень уже не была уверена в правильности решения Хатгерна, отказавшегося сразу идти к драконам, но отлично понимала, что ничего изменить уже невозможно. Моряны не упустят возможности повлиять на ход событий, а драконы не станут им мешать. Как теперь отчетливо сознавала Таэльмина, ради того дракон и попытался опередить морских жителей, чтобы не вступать с ними в спор, ведь гоблинов создала именно драконья раса. А истинный создатель всегда отвечает за действие своих творений. Если он, разумеется, мудрый и справедливый творец.
Оставалась невыясненной только одна важная проблема – какие именно блага потеряли с уходом фей старшие расы, но именно о ней упорно не желали говорить ни они сами, ни давно живущие с ними люди. Задавать этот вопрос напрямик у Таэльмины постепенно пропало всякое желание, все равно никто ничего не скажет, зато начнут изворачиваться и лукавить, и это заранее противно. Хотя одного спутника тень все же может спросить и даже не станет жалеть, если истина, которую все так упорно скрывают, окажется намного страшнее ее предположений.
– Мин! – последив с минуту за задумавшейся напарницей, осторожно позвал Хатгерн, не желая высказывать никаких предположений, пока не узнает ее мнение.
– А? – встрепенулась она так естественно, словно и впрямь могла, как обычная девица, полностью уйти в свои мысли, совершенно забыв про окружающих. – Извини Харн. Я сегодня почему-то очень устала. Думаю, пока мы не узнаем, чего хотят моряне, не стоит заранее придумывать себе никаких страстей. Давайте отправимся спать? Ганти, ты сейчас заберешь то зелье, которое я тебе пообещала, или утром?
– Сейчас, – помедлив всего секунду, кивнул мастер-тень, мгновенно раскусивший хитрость ученицы, но не сразу решившийся ей подыграть.
Таэльмина немедленно поднялась с места и направилась к двери, однако успела заметить, как отреагировали на этот короткий разговор окружающие. С едва заметной досадой сжал красивые губы Селайвен, ехидно усмехнулся Изор. А вот Ительс и Шенлия резко поскучнели, да примолкла Мейсана, полушепотом что-то жарко доказывающая Уатели. Но лишь подозрительно скривившийся Меркелос явно подумал совершенно не о том.
– Расскажи про Шену. – Пояснять, какие именно странности в поведении коллеги по ремеслу ее насторожили, тень не стала, только красноречиво глянула на дверь, за которой осталась стоять прикусившая губу девчонка.
– Тебя очень волнуют наши отношения? – приподняв бровь, хмуро осведомился Ганти и как-то слишком откровенно ухмыльнулся.
Большинство девушек, получив такой многозначительный взгляд, немедленно покраснели бы и, смутившись, поспешили перевести разговор на другое, но Таэльмина лишь презрительно усмехнулась. А затем шагнула к герцогу и положила руку ему на грудь, как раз в том месте, где еле заметно выступал овал дриадского туеска.
– Тук, мне нужна твоя помощь.
– Какая? – тонким голоском настороженно спросил домовой, высунув нос из-под застежки куртки.
– Ты можешь закрыть эту комнату так, чтобы нас никто не подслушал?
Серый клубок выскользнул на свободу, промчался вдоль стен, вкатился на стол… и вдруг, перепрыгнув на лежанку, начал расти. А через несколько мгновений, став крупным мужчиной, смутно похожим на Хатгерна, баском сообщил:
– Это трудно. Хотя есть один способ, но сначала пусть Ганти поклянется никому не рассказывать. И не пытаться принуждать к откровениям моих сородичей.
– Клянусь, – немедленно пообещал мастер-тень, с трудом сумев не выдать своего изумления.
О возможностях домовых ходило немало слухов, но пока Ганти ни от кого даже не слышал о чем-то подобном. А вот герцог с Мин ничуть не удивились, значит, видят своего слугу в таком виде уже не первый раз.
Не сходя с места, домовой вытянул ставшую неестественно длинной руку и неслышно задвинул засов. Потом приподнял ее выше и встряхнул рукавом. Ткань внезапно потянулась вниз, распустилась, словно была скатана в рулон, и упала на пол. Рука Тука стала еще длиннее и поднялась почти до потолка, а в ткани проглянул разрез.
