рядом воды.

Второй привал беглецы устроили, когда нежаркое осеннее солнце стояло почти в зените и густой смешанный лес превратился в чахлый ельник, карабкающийся по склонам широкого ущелья. К этому времени оба ясно понимали, что давно потеряли право выбирать направление пути и просто идут туда, куда их ловко и умело оттесняют лучшие воины Регорса.

И оба старались не думать ни о жутковатых подробностях, неизменно сопровождавших легенды о людях, попытавшихся пройти через непреодолимую грань, стерегущую от людей остальной мир, ни о скрытых за этой самой преградой тайнах, судя по байкам и легендам, разносимым по герцогствам бродячими менестрелями и комедиантами, – довольно мрачных и совершенно недобрых к случайно попавшим в непроходимые ущелья людям.

Фиктивные супруги просто шли и шли, помогая друг другу пробираться через завалы и ледяные ручьи, мутные после прошедших в горах дождей, изредка делая из фляжки по крошечному глотку и меняясь местами.

А когда беглецы перевалили через острый гребень последнего невысокого хребта, запирающего ведущее в сторону заснеженных вершин дикое ущелье, их догнал разносящийся далеко окрест мужской голос, слегка искаженный серебряным раструбом рупора.

– Я гарантирую вам жизнь и неприкосновенность, если вы оставите на ближайшем камне украденный артефакт!

Герцог яростно сплюнул в ответ на это предложение и тотчас почувствовал, как тень дергает его за рукав.

– Ну? – оглянувшись, мрачно буркнул он и с удивлением увидел испачканный пальчик, всем известным жестом предлагающий ему придвинуться поближе.

А еще через минуту уже сидел на валуне, скрытом от глаз преследователей за огромным осколком скалы и, крепко обнимая жену за талию, прищурившись, слушал горячий шепот, убежденно поясняющий ему вещи, до каких сам Хатгерн за время похода еще не додумался. Хотя, как начинал понимать, точно разгадал очень многое и, самое главное, правильно вычислил всех, кому оказалось выгодно объединиться против него.

– Вот зелье, – показала тень крохотный флакон, один из восьми, с которыми она не расставалась никогда, умело пряча в прическу или одежду.

– Давай, – кивнул Харн, чувствуя, как вскипает в сердце злое веселье.

Таэльмина осторожно капнула ему на ноготь густую бордовую каплю, и герцог немедля слизал ее, стараясь не глотать сразу, а медленно рассосать солоноватое зелье. А почувствовав в горле холодок, как от мятного настоя, встал с камня, осторожно выдохнул и, пробуя действие зелья, крикнул:

– Это кто там осмелился так грубо разговаривать с законным правителем этих земель? Неужели наглости хватило у тебя, Меркелос?

– Законная правительница этих земель – герцогиня Юнгильда дэй Крисдано, – немного помедлив, сухо отчеканил серебряный голос рупора, – а ты захватил власть самовольно, находясь под действием зелья ведьмы Ральены и ее беспутной дочери.

– Это тебе твой хозяин, герцог Юверсано, так растолковал старинные законы, шпион Меркелос?! – Полный язвительности голос Хатгерна отражался от окружающих беглецов скал и разносился по окрестностям трубным гласом небесных жителей, от которого стыла кровь в жилах даже у бывалых воинов. – Жаль, я не успел отдать тебя дворцовому палачу, все ждал, пока в тебе проснется благодарность за тот случай, когда я спас тебе жизнь.

Таэль насмешливо скривила губы, услышав это разоблачение, а особенно обвинение в неблагодарности. Теперь, когда они точно выяснили, кто именно был вторым шпионом Юверсано, можно не сомневаться – давняя история со спасением советника была целиком подстроена заранее. Ведь, как всем хорошо известно, именно после нее Меркелос поклялся Хатгерну в вечной преданности и проявил просто ошеломляющие способности в разгадке некоторых загадочных преступлений, державших в напряжении и тревоге весь Тангр.

– Предатель – это ты, предал родную мать и обманом завладел герцогским поясом, – немедленно отмел обвинения советник, но герцог лишь ехидно ухмыльнулся в ответ на этот лживый бред.

Вовсе не ради желания вывести на чистую воду шпиона обвиняет он сейчас Меркелоса. Хатгерну важнее совершенно иное: чтобы эти слова запали в души слушающих его воинов и пустили там ростки сомнений. А пока погоня возвращается во дворец, эти ростки подрастут и дадут плоды, которыми воины не преминут поделиться со своими товарищами. И через несколько дней о последних словах беглого герцога будет знать вся столица.

– Пояс мне из рук в руки передал умирающий отец. – Невыразимая печаль прозвучала в обрушившемся на воинов громоподобном голосе их беглого правителя. – И алхимик Бринлос в присутствии всех знатных людей герцогства провел полный ритуал, тебе ли этого не знать, подлый шпион! Ведь ты был в тот день в тронном зале! А моя мать всего лишь слабая женщина, одержимая ревностью к давно почившему супругу и местью к молодой сопернице. Но я бы отдал ей пояс, если бы не знал точно, что