Ландо лихо развернулось, и с него, отсекая немцев от спасительной ложбины, заработал еще один станкач. Рядом с импровизированной тачанкой спешивались драгуны под командой Васнецова, которые не остались беспечными зрителями, а тоже вступили в бой.
Львов удовлетворенно посмотрел на происходящее. Вот так, классическая огневая засада! Он повернулся к Чапаеву:
– Василий Иваныч, постреляй-ка, – попросил он. – А я покурю пока…
Чапаев взялся за пулемет, а штабс-капитан достал из кармана портсигар, трофейную зажигалку и закурил, перевернувшись на спину, с наслаждением выпуская дым в серое сырое небо. Он чувствовал себя победителем, военным гением, Суворовым, Наполеоном и маршалом Рокоссовским в одном лице…
– …Командир!
От крика он чуть не проглотил папиросу.
– Командир, там еще немцы подходят!
Львов-Маркин резко перевернулся на живот и приподнялся, но так, чтобы не особенно подставляться под возможные выстрелы. Действительно: со стороны шоссе двигались две пешие колонны, которые быстро разворачивались в цепи.
– Срочно передать Васнецову: отходить к лесу, в бой не ввязываться. Мы прикроем, – приказал он.
Охотники развернули замыкавшие огневую ловушку фланги и открыли заградительный огонь. Это замедлило движение немецкой пехоты, и Львов уже понадеялся, что немцы не станут лезть на рожон, но тут прямо на подходившее подкрепление во главе со штабс-ротмистром вылетели драгуны. Да еще и в конном строю…
– Мать моя женщина! – простонал Львов. – Да что ж он, сука, творит?!
Несколько залпов чуть только не уполовинили драгун, и штабс-капитан уже готовился поднимать своих охотников в штыковую атаку, чтобы спасти хоть кого-то из подчиненных Васнецова. И в этот момент от леса ударил пулемет с тачанки.
Перекрестные очереди заставили немцев прижаться к земле, и изнемогающие под огнем драгуны наконец смогли отойти. В качестве временного командира – Львов не видел, чтобы Васнецов уходил вместе со своими бойцами, – к драгунам был послан Полубояров. Он же получил приказ организовать отход «волнами»: одна часть отходит, в то время как другая прикрывает отступающих огнем.
Но теперь, при подавляющем численном превосходстве немцев, отход явился сложной задачей. Хотя германская пехота и не имела пулеметов, огонь с обеих сторон оказался примерно равной плотности, и русским досталось изрядно. Уже в лесу, куда немцы сунуться все же не рискнули, Львов велел всем уцелевшим рассчитаться по порядку номеров и ужаснулся: под его командой осталось всего двести двадцать пять человек из почти четырех сотен, начинавших этот бой.
Сводная бригада под командованием есаула уходила лесными дорогами. И дело было не в том, что Анненков опасался преследования – он не сомневался, что Львов и Васнецов придержат немцев и отобьют у них охоту догонять уходящих, а просто по неизбывной привычке предусмотреть все возможные варианты развития ситуации. Эта привычка выработалась у полковника Рябинина под воздействием весьма серьезных причин и более чем весомых аргументов и не раз спасала жизнь и самому полковнику, и его подчиненным в том, другом времени, которое еще только должно наступить…
Для ускорения движения пехотинцев, сколько возможно, разместили на телегах, двуколках и орудийных лафетах. Подчиняясь зеленому пупырчатому земноводному, Анненков все же уволок с собой две трехдюймовки. Нет, он взял бы и больше, он взял бы все и гаубицу в придачу, но столько упряжных лошадей просто не нашлось. Остальную артиллерию пришлось бросить, и Анненков вместе с подрывниками с особым злобным удовольствием минировал пушки и снарядные ящики, ставя вместе с минами примитивные поводковые взрыватели на неизвлекаемость.
В голове колонны двигался казачий разъезд, за ним – бронеавтомобиль, а дальше – повозки и телеги с ранеными, продуктами, патронами, снарядами, фуражом. И весь этот транспорт солдаты облепили так густо, словно какие-то невиданные насекомые попали на липкую ловчую бумагу.
Лишь очень немногие шли пешим порядком, и над их коротенькой колонной то и дело слышались команды: «Шире шаг! Подтянись!»
Анненков обернулся и посмотрел на свое воинство. Да, теперь в них трудно узнать вчерашних пленных или очумевших от обстрелов окопников. Потрёпанное, кое-как зашитое обмундирование сменилось новеньким фельдграу, на котором цветными пятнами выделялись русские погоны да треугольные трехцветные шевроны на рукавах. Их в шутку предложил Львов по аналогии с белогвардейскими, но офицеры и солдаты с жаром поддержали абсурдную, казалось бы, идею и теперь щеголяли российским триколором. На лицах идущих и едущих горел огонь веры и желания победить. Мимо него шли бойцы, воины, привыкшие громить и убивать врагов и готовые в любой момент сделать это еще и еще раз.
