приступах икоты[120], Львов лежал в группе бойцов саперно-штурмовой роты. Саперный и стрелковый батальоны дивизии получили почти удивительное снаряжение – стальные кирасы-нагрудники и сферические шлемы, так что теперь Глеб лежал, закованный в броню, и сам себе напоминал эдакого жука. Хищного, разумеется. Взлетела сигнальная зеленая ракета…
– Вперед! – махнул рукой Львов и первым, пригнувшись, побежал к проволоке.
Заряды снесли заграждения, когда саперы не добежали двадцать – двадцать пять метров. Осколков не было: безоболочечный заряд весом десять-пятнадцать граммов амматола безопасен на дистанции свыше пятнадцати метров. Штурмовики ускорились, перемахнули через бруствер и горохом посыпались в траншею.
Кирасиры нового времени сменили передовые отряды и кинулись по проходам во вторую и третью линии обороны. В отличие от «застрельщиков», саперы и стрелки, носившие в дивизии название «тяжелая штурмовая пехота», были не только лучше экипированы, но и куда солиднее вооружены. Автоматы и ручные пулеметы Федорова, заряды взрывчатки на длинных шестах и тяжелые мины чуть не в пуд весом – против бетонных укреплений, огнеметы с напалмом, гранаты, пистолеты, саперные лопатки – предмет особой гордости Анненкова.
Саперная лопатка не входила в снаряжение обычного русского пехотинца или сапера, но Борис Владимирович случайно узнал, что в Россию из Англии прибыла целая партия «валлийских лопаток» – тех самых, с которых потом и скопировали лопатку для РККА, и поспешил наложить на них свою тяжелую лапу. А потом долго учил своих бойцов драться ЛМС[121] , даже метать их в цель. Львов тоже не отставал, так что научились штурмовики быстро. Попробуй не научись, когда эти оба- двое требуют…
Вторую и третью линии чистили, уже не стараясь соблюдать тишину.
…Грохнули ручные гранаты, и пулемет, вытащенный немцами в переход между линиями, захлебнулся и умолк.
– На нож!
Группа штурмовиков бросилась вперед, преодолела заграждение из наскоро набросанных мешков с песком и ворвалась в третью траншею. Здесь, возле искореженного MG-08, валялись разбросанные взрывом тела. Откуда-то из-за угла грохнул винтовочный выстрел, пуля с противным визгом отрикошетила от кирасы. Глеб развернулся и дважды выстрелил туда, откуда она прилетела.
– Пригнись, командир! – И тут же над самым ухом ударила очередь ручного пулемета.
Штурмовики рванулись так, словно надеялись обогнать пули. За углом обнаружился пост, откуда тотчас ударил залп десятка винтовок. Двое бойцов упали, но остальные залили все автоматным огнем. В одну из бойниц сунули шест, на конце которого торчала здоровенная жестяная блямба со взрывчаткой.
– Ложись!
Грохнуло, над распластавшимися людьми пролетели куски дерева и какие-то ошметки. И тут же саперы и стрелки кинулись дальше, не желая дожидаться, пока немцы опомнятся…
– Командир! Тут блиндаж!
Львов быстро огляделся. Серьезное сооружение из бетона и неошкуренных бревен.
– Кутейкин!
– Здесь, командир!
– Огнемет сюда! Парни, бейте отсюда по бойнице. Цельтесь на ладонь повыше…
– Сделаем, командир, – и тут же злое шипение огнемета.
Тугая струя пламени ударила точно в бойницу. Оттуда раздались дикие крики, потянул видимый даже в предрассветных сумерках дым…
Глеб метнулся к блиндажу и одну за другой метнул в дверь две гранаты. Грохнуло, рванулась по траншее упругая воздушная волна…
– Nicht schissen!.. Hilfe!..
Из остатков блиндажа выползли двое с поднятыми руками. Впрочем, один смог поднять лишь левую руку – правая безвольно висела сломанной веткой..
– Не надо нам их, – сплюнул Львов.
И тут же сухо треснули автоматы…
– Пошли, парни, пошли! Живее, ребята! Чапаев!
– Здесь, командир!
– Возьми троих и проверь во-о-он тот отнорок.
