– Ты откуда такая выискалась?! – резко и зло оборвала ее болезненно худая, с запавшими глазами, женщина, одетая в длинную черную юбку и домашней вязки растянутую кофту. – Своих нарожай, тогда и командуй!

– Бога побойтесь, люди! Во что вы себя превратили?! Пока вы беса тешите, вы тем самым душу свою безвозвратно губите! Опомнитесь! – воззвал к ним священник.

– Шел бы ты от греха подальше, святоша! Смотри, осерчаю как прошлый раз! – голос угрожавшего мужчины был глухой и тяжелый, идущий, словно из нутра.

Да и сам он был под стать своему голосу – грузная фигура, бритая голова, массивная шея, переходящая в широкие плечи. Картину довершало грубое лицо со сломанным носом.

– Ты мне не страшен. Господь мне заступник! Он не даст меня в обиду!

– Это мы сейчас проверим!

Похоже, бугай не привык бросать слова на ветер. Он порывисто поднялся и стал огибать стол.

Учительница инстинктивно прижала к себе мальчишку и замерла. Священник, наоборот, гордо выпрямился. Только здоровяк успел приблизиться к отцу Елизарию, как я вошел в комнату, слегка отодвинув священника в сторону, затем коротко и сильно ударил под ребра замершего от неожиданности драчуна. Тот, словно поперхнувшись, захрипел и как бы нехотя, боком завалился на грязный пол. Не глядя ни на кого, я тихо развернулся и вернулся в коридор.

– Вы это, что… произвол творите? – спустя минуту робко подал голос уже начавший трезветь отец Сеньки.

– Не гневайтесь на Сергея Александровича, – стал извиняться за меня священник. – Он пытается найти истину Божью, но пока ходит во тьме, яко слепец, а вы Бога от себя отринули и теперь водке проклятой молитесь! Подумали, чем жизнь закончите?! Покайтесь, пока не поздно, и отриньте свои грехи!

– Брось причитать, поп! – вдруг резко оборвала его женщина с опухшим, нездоровым лицом цвета муки. – Это вы вместе с кровопийцами-фабрикантами нас до такой жизни довели! Мой сосед Мишка – он социлист, все доподлинно о вас поведал! Кровь нашу пьете, паскуды!

– Хотите жить на помойке – живите! Но зачем ребенка за собой тянете! Сеня – умный мальчик! Ему учиться надо, а вы ему жить не даете! – подала свой голос пришедшая в себя учительница.

– Пошли из нашего дома, защитники! Мой сын! Что хочу, то и делаю с ним! Уходите!! – вдруг неожиданно закричала мать Сеньки. – Ненавижу!! Чистенькие все!! А нам дерьмо жрать!! Вон!!

После ее истеричных выкриков наступила вязкая, напряженная тишина, прерываемая короткими, утробными стонами корчившегося на полу бугая.

«Все бесполезно. Взывать к совести, бить. Поздно».

Видно, к подобному выводу пришел и отец Елизарий. Он тяжело вздохнул, нарисовал в воздухе крест, затем сказал: «Мир вашему дому!» – после чего развернулся и вышел. За ним переступила порог учительница, окинув меня признательным, мне так показалось, взглядом.

«Красивые у нее глаза. Большие, черные, словно бархатные. И стройненькая. Надо будет с ней поближе познакомиться».

Как только они пошли к выходу из барака, я шагнул обратно в комнату. Причем момент выбрал удачный. В эту самую секунду отец мальчишки вставал с табурета.

– Ну, Сенька, паскуда, ты у меня сейчас…

В следующую секунду после удара в подбородок он отлетел в угол и там, закатив глаза, неподвижно замер. Несколько мгновений я стоял в ожидании реакции женщин, но те, бросив на меня по опасливому взгляду, сейчас старались смотреть куда угодно, но только не в мою сторону.

– Не обижайте мальчишку, а то ведь могу еще раз прийти, – с этими словами я быстро вышел.

Только успел выйти из барака, как попал на шумный диспут о пьянстве и несчастной судьбе русских людей, который сразу оборвался при виде меня. Священник с ходу переключился на меня:

– Сергей Александрович, вы же мне обещали! Я вам поверил!

– Петр Николаевич, что я вам обещал, то все выполнил.

– Как же так? Вы же ударили его бесчеловечно!

– Я вам что обещал? Вспомните. Не изливать гнева своего. Так я его без гнева ударил, а про кулаки у нас уговора не было. Вам и матушка подтвердит мои слова.

Священник некоторое время обескураженно молчал, потом сказал: