— Как обычно. Тело сильное, крепкое, если его попросить — оно само может справиться, — пояснила Брусника. — А почему… неужели они были тебе нужны?

— Не думаю, — тихо хмыкнул Хар. Сказанные женщиной слова ничего не прояснили, но настаивать на подробностях он пока не стал.

— Вот и я так решила, — удовлетворённо протянула шаманка. — Ты красивый, зачем портить?

— Красивый? — растерянно переспросил мужчина. Почему-то это слово в его представлении очень плохо сочеталось с ним самим.

— Очень необычный, но красивый, — подтвердила она. — Ты мне понравился, так что я спрятала тебя здесь.

— Спрятала? От кого? — совсем уж потеряв нить разговора, пробормотал Хаггар. Он почти не помнил свою жизнь, но точно знал, что, даже восстановись память сейчас полностью, прояснить ситуацию это не поможет. Здесь было что-то принципиально непонятное, глубоко чуждое.

— От своих. Вне времени кочевья чужак — большая удача. Новая кровь, огромное благо, а ты настолько необычный и странный, очевидно — пришёл откуда-то из очень дальних мест. Я никогда не видела никого с такими тёмными волосами и тёмными глазами. Я хорошая шаманка, земля меня любит, но мне уже много лет, а до сих пор нет ни одного ребёнка. Вряд ли мне бы позволили заниматься тобой, нашли бы других — моложе и… здоровее, чтобы ты выбрал кого-то из них, — она с тяжёлым вздохом сложила руки у него на груди и устроила на них подбородок. — Я, конечно, не права, нельзя было лишать тебя выбора, но ты мне правда очень понравился.

Женщина ещё раз вздохнула и замолчала, а Хаггар не спешил задавать вопросы, он пытался переварить сказанное. Почему-то слова и позиция собеседницы вызывали внутреннее отторжение, даже почти отвращение, и он никак не мог понять, с чем именно оно связано. Но готов был поклясться: его расстраивает совсем не тот факт, что его от кого-то спрятали и чего-то там лишили.

— Почему я нормально себя чувствую только тогда, когда ты ко мне прикасаешься? — уточнил он наконец, предпочтя сменить тему. Кажется, Бруснике этот вопрос пришёлся гораздо больше по душе, потому что ответила она с куда большим энтузиазмом. Или, скорее, женщину порадовало отсутствие у находки возмущения из-за её самоуправства.

— Ты почему-то совсем не хочешь сам брать силу у Леса, — охотно пояснила шаманка. — Как будто не умеешь, или как будто он сам отказывается тебя питать, я прежде такого никогда не видела! А вот так, через прикосновение, получается. Без неё же твоё выздоровление очень затянулось бы. Ты и так уже больше луны пролежал здесь, и поначалу был совсем бледный и холодный, почти мёртвый. Не знаю уж, что такое с тобой случилось…

— Луна… это сколько? — уточнил Хаггар.

— Это кулак кулаков и ещё несколько дней.

— Кулак? — переспросил мужчина, опять сфокусировав взгляд на собеседнице. Та красноречиво продемонстрировала ему растопыренную ладонь. — Долго, — наконец, сформулировал он, с трудом произведя вычисления. — Спасибо.

— Не за что, — удовлетворённо улыбнулась та. — Ты, главное, совсем выздоравливай. А пока лучше поспи, во сне легче набираться сил.

Спорить с ней мужчина опять не стал. Отчасти понимал справедливость сказанного, а отчасти сама шаманка смухлевала: найдёныш почему-то совсем не сопротивлялся её воздействию, как будто не замечал, поэтому усыпить его оказалось удивительно легко. Сон действительно был ему полезен, а ещё он позволял самой Русе хорошенько подумать.

Хаггару она сказала чистую правду, он действительно очень ей понравился, с первого взгляда. Большой, сильный… то есть пока не очень сильный, но когда выздоровеет и окончательно придёт в себя — точно будет, это легко читалось по гармонично развитой мускулатуре и крепкому костяку. Ещё Бруснику привлекали его волосы: странно тёмные, густые, жёсткие, с тонкими серебристыми ниточками. Забавляло полное отсутствие волос на теле — такого она прежде тоже не встречала. И глаза у него оказались удивительные, под стать всей остальной странной внешности: тёмные и глубокие, как омут в лесном озере.

Но внешность всё-таки ерунда, это не главное. Главное… Руся кожей ощущала дремлющую в нём силу, манившую, как пламя манит мотыльков. Глубокую и загадочную, как мрак безлунной ночи в глухом лесу, только ещё глубже и гораздо, гораздо больше. Как ночное небо с крошками небесного света на далёком дне. Шаманка никак не могла подобрать слова, чтобы описать собственные ощущения, от которых по спине пробегали мелкие щекотные мурашки, и это ей очень нравилось.

Кажется, именно эта сила не позволяла мужчине просто так принять силу Леса, но подобное было женщине только на руку: она могла со спокойной совестью находиться рядом с ним, прикасаться, разглядывать и пытаться разгадать его природу. Только имя его ей не понравилось, и она решила во что бы то ни стало подобрать для него новое. Старое в самом деле напоминало ворчание грома, а с грозой у женщины были совершенно особенные отношения: она панически боялась этого явления. Пыталась держать свой