еще распахнуты, и он видел внутри столы своих помощников. Его личный лифт находился слева от двери, и со своего места он видел поврежденную шахту. Покачал головой, поспешил со всех ног к двери и вдруг остановился.

На сей раз это было явно что-то другое. Не дыхание, как ему показалось раньше, а что-то непонятное. Выругав себя за глубоко сидящий страх перед темнотой, Комптон вошел в приемную, где раньше сидели его четыре помощника. Быстро огляделся. Все казалось спокойным, как всегда. Поврежденные двери лифта и трубчатая шахта внутри вроде бы не служили укрытием чудовищу, ждущему, чтобы наброситься на него. Найлз снова выругал себя, вспомнив о девятимиллиметровой «беретте», которую Джек сунул ему в руки. И вновь захотел затопать в гневе ногами, поскольку страх его быстро переходил в нечто, столь же смертоносное, как и преобразившиеся солдаты, рыщущие по его комплексу. Комптон раздраженно сунул руку за спину и вытащил из-за пояса тяжелый пистолет. Ощутил нажимную пластинку, установленную в новую «беретту» для того, чтобы сильным сжатием быстро снимать оружие с предохранителя. Почувствовал себя уверенней, по крайней мере, на минуту, быстро проходя через приемную с мыслью, что теперь хотя бы может застрелить кого-то, даже себя. У большой дубовой двери Найлз остановился и прислушался. Взгляд его упал на большой портрет Авраама Линкольна посреди основной стены. Комптон завращал глазами.

– Не смотри на меня так – тебе приходилось иметь дело только с Гражданской войной, – прошептал он и от юмора этой легкой шутки несколько успокоился.

Коллинз с Эвереттом постоянно говорили, что юмор появляется в самых напряженных положениях, и это объясняется тем простым фактом, что в жуткие минуты мозг солдата обращается к чему-то знакомому. У американских военных юмор – самая общая черта. Найлз вспомнил, чему всегда учили: не напрягай мозги даже во время стресса; это даст им свободу думать. Он покачал головой и, сам не зная, почему, кивнул старому Эйбу. Потом без всякой мысли открыл левую створку двери в кабинет.

Войдя, он обрадовался, что все пятьдесят мониторов, расположенных вдоль изогнутых стен, все еще включены. На экранах был «снег» из-за отсутствия сигнала, но благодаря ему света было все же больше, чем в темном комплексе. Главный тридцатифутовый монитор был включен, и голубое изображение показывало, что «Европа» старается привести свои системы в рабочее состояние. В дальнем углу часы отсчитывали время, начиная от двух минут тридцати секунд. Над часами была надпись: «Время до потери мощности».

«Что это, черт возьми, значит?!» – подумал он. Потряс головой, быстро пошел к своему столу и шкафу, стоявшим у дальней стены. Опустился на колени и внезапно оглянулся, ему показалось, что в приемной что-то движется. Замер, как ему казалось, на целых десять минут, хотя в действительности на три секунды. Снова потряс головой, чтобы отогнать страх, и стал открывать ящики шкафа, надеясь, что рации еще там, и что они заряжены. Глаза его расширились за стеклами очков, когда руки коснулись первых пяти раций с наушниками. Вынул две и включил первую. Чуть не закричал: «Есть!», когда вспыхнул зеленый огонек, указывающий, что аккумулятор заряжен полностью. Встал, сунул «беретту» за пояс и надел наушники на лысеющую голову. Взглянул на частоту и обрадовался, что она все еще настроена на службу безопасности комплекса.

– Комптон вызывает полковника Коллинза, ответь, – прошептал он. – Комптон вызывает полковника Коллинза, ответь же, пожалуйста!

Неожиданно Найлз услышал звук, заставивший его замереть, и он действительно донесся откуда-то из приемной.

– Я слышу тебя, – произнес низкий, режущий, ужасающий голос. – Выходи, выходи, где ты там!

Найлз закрыл глаза и брякнулся на покрытый ковром пол.

– Черт возьми, – пробормотал он, – эти твари добрались-таки до меня!

Найлз медленно приподнялся, чтобы взглянуть поверх стола в приемную своего кабинета. Кровь застыла у него в жилах, когда он увидел громадную тень, ходящую от стола к столу.

– Положение невыгодное, – спокойно произнес он, пытаясь голосом придать себе храбрость, столь необходимую, чтобы действовать.

И выбранил себя за многолетнюю пассивность. Будь Комптон в форме, он рискнул бы побежать со всех ног из кабинета и приемной, сделать рывок к свободе, не дав зверю вовремя среагировать. Но он понимал, что дурачит сам себя. Даже будь он Джесси Оуэном, его бы все равно схватила эта проворная тварь из самого жуткого кошмара. Он видел, как быстра у них реакция.

– Я чую тебя, маленький человек, – произнес голос, когда тень перегнулась через стол одного из помощников директора.

Найлз снова закрыл глаза и попытался думать о чем-нибудь смешном, но ничего не получалось. Он понял, что нужна долгая практика, чтобы юмор приходил тебе на выручку в стрессовых ситуациях – об этом нужно будет поговорить с Джеком или с Карлом.

Убедясь, что под первым столом никто не прячется, тварь пришла в ярость. Зарычала, как обозленный зверь, и начала