отключением. Она назвала его человеческой тканью, но дальше не пошла. Элемент был слишком загадочным для анализатора ЦКЗ, – наконец, сказала Поллок и стала пятиться от дверей лифта, пока не наткнулась на уже пустую койку. – Единственным, что может как-то объяснить рост этих людей, должен быть синтез HGH – гормона роста, – который Амброз создал по ходу своих экспериментов.

– HGH? Это невозможно, – сказала Глория, наконец, довольная тем, что ей есть о чем думать. – Он не мог синтезировать ничего близкого к человеческим гормонам роста в конце девятнадцатого века! – Глория позволила себе на минуту задуматься о невозможном. Потом решительно потрясла головой, испуганная перспективами использования гормона роста в сочетании с возможностями человеческого мозга, которые, вероятно, открылись у тех людей при передозировке «Огня погибели». – Второе неизвестное? – спросила она, глубоко задумавшись.

– Что-что? – спросила Вирджиния, видя ошеломленное выражение на лице доктора наук из ЦКЗ.

– Возможно ли, чтобы этот человек работал над чем-то, связанным с исследованием стволовых клеток? Мы не знаем, чего он мог достичь. Но в то время это было бы просто невозможно! По сравнению с современными учеными Амброз был варваром. У него не было оборудования, необходимого для этой работы.

– Независимо от невозможности этого, мисс Бэннистер, мы здесь сталкиваемся с прямым нарушением естественных законов природы. Другого объяснения не может быть. Человеческое тело способно на многое, но прибавьте к этому, что на всем протяжении истории человеческий мозг используется только на десять процентов своих возможностей, а тут он, судя по всему, стал использоваться на сто процентов. В конечном счете, вы имеете следующее: мозг в соединении с человеческими гормонами роста и, возможно, с чем-то вроде массы стволовых клеток. Последствия феноменальны, – ответила ей Вирджиния, и тут по другую сторону дверей лифта раздались громкие удары, создавшие на стальных листах небольшие выпуклости.

– Я склоняюсь к теории доброго доктора Поллок и к догадкам этой юной леди, – сказал Фарбо, вставая рядом с Менденхоллом. – Лейтенант, я не гражданин вашей страны, по крайней мере, юридически, но голосую за то, чтобы мы убирались отсюда к чертовой матери, и я предпочел бы иметь оружие, когда будем подниматься на поверхность этого зверинца.

Менденхолл посмотрел на Анри и кивнул.

– Не нужно убеждать армию США, полковник, – давайте-ка, двигайте все в лестничный колодец! Сержант, дай мне оружие и отправляйся с ними. Я отвлеку внимание этих тварей.

Глория среагировала первой, когда на двери лифта появилась вторая, значительно большая вмятина, слегка раздвинувшая створки. Протянула руки, схватила Уилла и покачала головой.

– Нет, пожалуйста, не надо, – сказала она, глядя на него умоляюще.

– Иди с доктором Поллок и остальными! Сара и полковник очень слабы, им нужна помощь.

– Уилл, мы идем все, – громко объявила Вирджиния. – Хоть раз в жизни, когда Найлза нет в комплексе, кое-кто будет слушаться моих приказов!

– Может, обсудить это, когда будем подниматься по нетронутому лестничному колодцу? – сказал Анри, повернул влево Сару и направился к другой лестнице, когда восемь очень больших, уродливых пальцев просунулись в промежуток между дверями лифта.

– Господи, – произнес сержант и стал подталкивать всех в ту сторону, куда уже шли Фарбо с Сарой. – Лейтенант, идем! – крикнул он Менденхоллу и остальным.

Внезапно двери раздвинулись, и они увидели в темноте горящие глаза. Пораженные, все осознавали случившееся, а глаза твари светились, как у ночного хищника. Мозг, находящийся под воздействием «Огня погибели», менял образ зрения применительно к ситуации.

Когда все повернулись и побежали, сержант, считавший себя ответственным за этот ярус, открыл огонь, застав врасплох отходившего Менденхолла. Лейтенант толкнул Глорию вперед, к дальней двери и повернулся, когда сержант уже расстрелял всю обойму пистолета в зверя, даже после этого упорно балансирующего на правой стороне дверной рамы пустого лифта. Зверь был слишком большим, чтобы протиснуться в тесное отверстие, поэтому стал злобно колотить по левой створке двери, сминая ее, даже когда девятимиллиметровые пули входили ему в грудь. При каждом попадании он вскрикивал и рычал от боли, но продолжал сражаться со сталью, оставшейся от двери.

Когда Менденхолл протянул руку, чтобы схватить молодого охранника, у зверя возникла та же мысль, потому что он протиснулся боком, насколько мог, в лечебницу, сгибая оставшуюся дверь еще больше, и схватил сержанта, когда он перезаряжал пистолет. Пальцы зверя так сжали ему шею, что он выронил «беретту» с не до конца вставленной обоймой. Громадный зверь тянул сержанта к себе. Уилл среагировал мгновенно. Поднял пистолет и вставил обойму до конца. Быстро прицелился. Видя, что не может выстрелить,