Не, я, конечно, знал, что огневики круты, но чтоб настолько… А ведь я так же бы мог, наверное…
Еще через пять минут лишь оплавленное пятно на земле да невыносимая вонь напоминали о произошедшем здесь побоище. Волковские сняли фуражки, кое-кто перекрестился, провожая павших.
А я в душе ликовал. Почти до самого конца я опасался, что убитых как-то будут фиксировать, хотя бы фотографировать для последующего опознания. Но пронесло, и наш финт с подменой Шамана остался нераскрытым. Почему я так привязался к этому парню – и сам не мог себе объяснить. Наверное, потому что это был первый спасенный мною в этом мире человек, и я чувствовал ответственность за его судьбу…
Прекратив самокопание, отправился на погрузку. Волковские по возможности удобно разместили нас в кузове грузовика, и мы наконец отправились в путь.
Заливка оказалась большим селом, где нас сначала завезли в больницу, а потом сдали на руки участковому. Проследив за устройством Шамана, я предупредил доктора о вколотых препаратах и что пациент одаренный.
– А как зовут-то хоть его? Что в карте написать?
Тут-то я и осекся. Шаман и Шаман, а вот имя-фамилию я и не знал никогда.
На помощь пришла Наталья:
– Да мы ж незнакомы с ним. Только и слышали, что зовут Аликом вроде.
– Ладно, придет в себя – узнаем. Идите уже, а то самих впору здесь оставлять, – с таким напутствием доктор передал нас в цепкие лапы администрации.
Совсем нестарый участковый реально оказался от слова «участие». Представился, напоил нас чаем с бутербродами и только потом стал расспрашивать. Первой слово взяла Наталья.
– Меня Натальей зовут… ну то есть Иванова Наталья Сергеевна, а это племянник мой Геша, Иванов Геннадий Аркадьевич, сын брата. Живем в Каспийском, я там работаю, а Гешка в интернате учится. Решили на Пасху родне сюрприз сделать, да вот что вышло. К знакомому проводнику в поезд «Москва – Баку» напросились, а тут вот… И главное, гады, мало что с поезда сняли, так и документы отобрали, обувь, гостинцы, всё… – Пущенная слеза дополнила рассказ.
Хорошо, что участковый смотрел в этот момент исключительно на Наталью: умытая, с растрепанными мокрыми волосами, в живописно разорванной одежде, она была чудо как хороша. Удалось скрыть от его взгляда мои квадратные глаза и отвисшую челюсть.
Вот это настоящая женщина! Врет как дышит.
Ну, я ей рассказал вкратце про свои обстоятельства, без подробностей, все-таки куковали мы с ней вдвоем долго, но ничего такого не обсуждали.
А полицейский все расспрашивал и расспрашивал Наталью на предмет нашей с ней биографии, пока она не взмолилась:
– Николай Степанович, можно нам хоть справочку, а? А то ведь ехать как-то надо, да и замордуют потом в паспортном столе, штраф неподъемный выпишут…
Участковый уже давно «поплыл», глядя на девушку, но продолжил свое дело:
– На действия волковских жалобу писать будете?
Знать бы еще, какой ответ правильный…
А Наталья не подвела: уставилась на стража порядка своими красивыми глазами, хлопнула ресницами и спросила:
– А надо? Николай Степанович, миленький, вы скажите, как вам проще будет, мы ведь все понимаем…
Участковый как-то выразительно замялся, и я сразу понял: жалобы не будет. Решил подать голос:
– Тёть Наташ, ну что нам жалобы-то слать, это ведь еще задерживаться придется, а я домой хочу. Наприключались уже…
Обрадованный полицейский сразу подсунул нам бланки отказа от претензий, выдал бумагу и ручки для заявлений.
– Вы, молодые люди, все, что с вами случилось, опишите с подробностями, и что паспорта утеряли. А я пока звонить буду. – И начал накручивать диск телефона. Я уж и забыл, как эта древность выглядит.
Пока Николай Степанович говорил по телефону, мы с Натальей старательно выводили свои каракули. Сначала я заморочился насчет почерка, но потом плюнул и стал заполнять бланк как есть. Дальше Сибири не пошлют. Хорошо еще по разным углам не рассадили и я смог списать с «теткиного» заявления «свои» данные.
– Да-да, уточните, пожалуйста…. Работает такая?… А копию паспорта вышлете?…Да ничего не случилось, жива, все в порядке, паспорт утеряла, вот данные сверяем… Да-да, на факс… Спасибо.
Ощутимо напрягся, когда участковый дозвонился до канцелярии «моего» интерната, но Наталья сделала страшные глаза, и пришлось снова уткнуться в писанину.