— Да ни на что. Просто её тоже умыкнула Эмани. И я не уверена, что после её обработки Мона по прежнему будет проявлять к тебе былой интерес, — изображая полное равнодушие поведала Ян.

На утончённом бледном лице доминария за считанные мгновения сменилось столько эмоций, что мне было трудно понять, какова же в действительности его реакция… до тех пор, пока он, словно окаменев, не вопросил у меня:

— И вы мне всё это время жаловались на свою личную жизнь? Да вы просто идиотки! Заботиться о том, что мужья не проявляют к вам должного пиетета когда ваша подруга находится в плену у спятившей богиньки?!

— Она и Лелиан забрала, — решилась признаться я.

— А ваши мозги она случайно не захватила? — окончательно рассвирепел Рафэ. — Меня не было всего несколько часов, а здесь уже были похищены две женщины и Туманный с Намийским подозреваются в измене. Ещё «радостные» новости есть?

— На меня как-то воздействовала богиня и теперь я чувствую себя вулканом, в любой момент готовым взорваться неконтролируемой магией, — совсем сникнув выложила я последнюю новость.

— Браво! — выкрикнул Рафэ и вылетел из кабинета громко хлопнув дверью.

Касиян поспешила за ним.

— Почему ты мне сразу не сказала, что Карай тоже стал… другим? — тихо спросила Рани, положив руку мне на плечо и заглянув в глаза.

— За последние две недели произошло так много всего, что перемена в Карае лишь крупица, — ответила я. — Не знаю, друг ты или враг, но мне нужно кому-то рассказать.

— Говори, — кивнула Раниярса.

— Богиня избрала того, кто должен будет победить Эмани. И это мой Карвин, — призналась я, понимая, что возможно совершаю огромную ошибку. Но нести эту ношу одна я была не в силах. А Карай опять исчез и я не чувствовала его поддержки, даже когда он был рядом.

— Вот значит как. Она использовала меня, — едва слышно прошептала Рани.

— Что? — переспросила я, насторожившись.

— Я солгала тебе, — встрепенулась и расправила плечи женщина. — Именно Эмани пришла ко мне и сказала, что поможет вернуть сына… взамен на одну услугу.

— Ты… — прошипела я, выпуская свой голод.

— Постой, позволь объяснить! — выкрикнула Раниярса, отшатнувшись.

— У тебя всего одна попытка. И не советую лгать, — предупредила я её, придержав разрушающую магию волну.

— Она сказала, что вы с Анторином в сговоре. Говорила, что вы хотите захватить Доминиарию и ни перед чем не остановитесь. Уверяла, что вы решили принести Антуана в жертву, отдав его доминантам, как залог сотрудничества, но в действительности заразите его смертоносной для Эмани и всего тумана заразой. Я не хотела ей верить, но Анторин так жестоко обошёлся со мной и поверить в то, что он готов пожертвовать моим сыном было несложно. Прости! Теперь я вижу, что это Эмани во всём виновата и жертвой должен стать твой сын, а не мой. Я помогу. Сделаю всё, что ты скажешь. Она попросила узнать, кто является носителем скверны, которую собираются запустить в Доминиарию вместе с моим Анти. И она обещала оградить его от этой скверны. О боже… — Раниярса смолкла и прикрыла рот рукой.

Прости! Теперь я вижу, что это Эмани во всём виновата и жертвой должен стать твой сын, а не мой. Я помогу. Сделаю всё, что ты скажешь. Она попросила узнать, кто является носителем скверны, которую собираются запустить в Доминиарию вместе с моим Анти. И она обещала оградить его от этой скверны. О боже… — Раниярса смолкла и прикрыла рот рукой.

— Говори! — выкрикнула я.

— Она дала мне амулет, сказав, что он защитит моего малыша от влияния. Я одела его на шею сыну, — прошептала женщина.

Я сорвалась на бег ещё до того, как она договорила, но рани следовала за мной по пятам. Мы пробежали мимо Рафэ и Касиян, и они последовали за нами.

— Что? — коротко спросил доминат.

— Амулет от Эмани в детской, — пропыхтела я в ответ и Рафэ исчез. Он буквально растворился в воздухе, оставив после себя флёр влажной утренней зарницы.

Когда мы добежали до детских комнат, то обнаружили вертящего в магической защитной сфере и пристально разглядывающего какой-то камушек на шнурке Рафэ и плачущего навзрыд Антуана.

Малыш указывал пальчиком на доминария и твердил «Плохой дядя». Гувернантки жались к стене и пытались успокоить