Дикий, инстинктивный страх за своего ребёнка затмил все остальные переживания и я бежала, не обращая внимания на слёзы, струящиеся по щекам, боль от падений и паутину, облепившую лицо и руки. Карвин, мой малыш, тот, ради кого билось моё сердце на протяжении последнего года. Лишь он давал мне силы бороться дальше и надеяться на возвращение мужа. Если с ним что-то случится, то вся эта борьба потеряет смысл.

Ударила рукой по камню и, ломая ногти, отодвинула натужно заскрипевшую от давления панель в сторону. Ворвалась в детскую и растерянно остановилась.

— Мамочка, ты играешь в шпионов? — восторженно спросил Карвин.

— Тётя, с вами всё в порядке? — испугалась Дэзире, отбросив книгу и вскочив с дивана. Никелла тоже встала и выпустила энергетическую сеть поиска.

— Ничего плохого нет, — пожала она плечами, подняла отброшенную Дэзи книгу, протянула её девочке и потребовала: — Читай дальше.

Антуан во все глаза смотрел на меня, не отрываясь от поглощения клубники из огромной вазы, которую, любовно обнимая, водрузил на колени.

— Не обращайте на меня внимания, я просто… играю в шпионов, — кивнула и ушла в детскую ванную.

По дороге едва опять не упала, споткнувшись об оставленную на полу игрушку, захлопнула за собой дверь и поспешила привести себя в порядок.

Дверь приоткрылась и в комнату заглянула Дэзире.

— Тётя? — спросила она шёпотом.

— Всё хорошо, милая. Иди к детям, — заверила я её избавляясь от паутины.

— Может позвать маму или стражу? — прошептала девочка. — Я же вижу, что вы напуганы.

— Просто забудь об этом и пообещай мне, что никому не расскажешь, — ответила умываясь.

— Хорошо, как прикажете, — кивнула племянница и ушла.

Я посмотрела на своё отражение в зеркале и ужаснулась. Глупо и неосмотрительно было врываться в детскую. Я напугала детей и вообще вела себя как умалишённая. А ведь это на меня не похоже. За последние годы я научилась скрывать свои чувства и контролировать порывы. И этот порыв не был моим! Кто-то или что-то увело меня от зала совета.

Ещё раз осмотрела себя, убедилась, что выгляжу надлежащим для королевы образом, за исключением слегка испачканного в пыли платья и сверкающего беспокойства в глазах и вышла из ванной. Помахала детям рукой, улыбнулась, подмигнула и скрылась за панелью. Возвращение к залу совета было более медленным, но теперь мне не мешали паутина и панический страх за детей.

Я пришла как раз вовремя. Буквально через минуту после моего возвращения одновременно спала защитная стена и начали приходить в себя магистры. Быстро, пока никто не заметил, вошла в зал и закрыла панель.

— Прошу прощения за задержку, уважаемые магистры, — произнесла заняв место во главе стола. — Ожидание сморило вас, но я уже здесь и готова выслушать.

Маги растерянно озирались, переглядывались и шептались, но никто из них так и не понял — что же произошло.

— Это была проверка нашей верности или вы уже воспользовались нашими силами? — спросил магистр Лелови, сильнейший из магов-эмпатов.

Если бы я не знала, на что он способен, то подумала бы, что мужчина просто растерян и ищет ответов. Но Лелови мог почувствовать все мои эмоции, и его вопрос был лишь провокацией, чтобы считать информацию с моей ауры.

Улыбнулась и проговорила:

— Присаживайтесь, нам предстоит долгий разговор.

Маги послушно заняли места за столом и я позволила им изложить то, зачем они пришли ко мне.

Было очевидно, что поклявшись в верности королеве и дав согласие на использование их сил, тем не менее магистры нуждались в гарантиях, что их последователи не пострадают, разделив с ними их клятву.

Я предполагала, что, как глубоко бы ни было их доверие, возникнет много вопросов и опасений. Но сейчас всё, о чём я могла думать, так это о том, что же произошло с самими магистрами? Было очевидно, что их подвергли какому-то воздействию, а меня удерживали для того, чтобы я этому не помешала. Но какого рода это воздействие нам только предстояло выяснить.

— Магистр Лелови, вы сейчас чувствуете мои эмоции, не так ли? — спросила я у мага, когда он, будучи негласным представителем совета магов, изложил суть их переживаний.

— Да, Ваше Величество, — склонил он голову. — И это меня удивляет, обычно вы для меня всегда оставались тайной, сейчас же я чувствую каждую вашу эмоцию.