— Полуночный, — прозвучал возле самого уха мужской голос, заставив меня невольно вздрогнуть.

Резко обернулась и почти уткнулась носом в грудь наследника. Он стоял так близко, что я чувствовала тепло его тела и свежий аромат кожи, прохладный и чистый, как лесное озеро.

— Полуночный? — переспросила машинально, делая несколько осторожных шагов назад.

Аллард криво усмехнулся.

— Да, дворец императорских наложниц, у которых с отцом заключены временные контракты.

— Наложниц? — выцепила заинтересовавшее слово. — Их что, несколько?

— Трое.

Покосилась на Наланту: вдруг она сочтет этот разговор неприличным. Но лицо девушки оставалось безмятежно спокойным. Для нее, благовоспитанной высокородной сирры, все было совершенно естественно. Три содержанки сразу? Гарем? Подумаешь, ерунда какая — дело вполне житейское.

Кольнуло горькое: «Сколько же их у Крэаза? И где они живут?»

— А что будет с нарами потом? Домой вернутся?

— Зачем? — Лард коротко хохотнул. — Каждую ждет дом в столице и неплохая сумма на счету в банке. Молодые, красивые, состоятельные, они очень быстро и выгодно выйдут замуж. Любой именитый купец почтет за честь жениться на бывшей наложнице императора. — Он замолчал на секунду и тут же сменил тему: — Ну хватит о них, это никому не интересно. Скажите лучше, что там случилось дальше с Алл Дином после того, как ему удалось призвать одного из потусторонних духов?

В этот день прогулка получилась короткой и не очень веселой. Скомканно, безо всякого настроения закончила очередную историю. Глупо, конечно, но никак не могла отделаться от мыслей о сиятельном и его временных любовницах.

— Аллард, а здесь обитают только наложницы императора?

Линс с Налантой немного отстали, живо обсуждая, как быстро дух может разрушить или построить дворец и к какой стихии он должен относиться, а я воспользовалась случаем, чтобы утолить свое любопытство.

— Полуночный — дворец женщин Повелителя. У остальных саэров Соот Мирна для избранных нар есть дома в Альбирре. — Наследник смерил меня быстрым взглядом. — У советника тоже.

— Угу, у всех. Даже у тех, кто сам еще живет в Детском дворце, — раздалось сзади насмешливое.

Оказывается, Линсар успевал одновременно и с Ланти болтать, и к нашей беседе прислушиваться. Аллард остановился, стремительно развернулся и уставился на хихикающего мальчишку.

— Замолчи! — неприязненно процедил он, темнея лицом.

— Лард страшно переживает, что ему пока нельзя переселиться в Полуденный к старшим родственникам. У него уже имеется собственная наложница, а он вынужден вместе с нами прозябать в Детском, — обращаясь ко мне, продолжил младший Айар, вроде и не замечая возмущения брата. — Из кожи вон лезет, чтобы это изменить, отца не раз уговаривал, но до совершеннолетия придется остаться с малышней. Таков закон.

Голос Линсара буквально сочился ехидством. Похоже, ему нравилось дразнить наследника, бить по его самым уязвимым местам. Не так уж добродушен и отзывчив этот милый мальчуган, каким кажется с первого взгляда.

— Ланти, твои покои тоже там? — бросила непринужденно, надеясь перевести разговор на другую, более безопасную тему.

— Да, — сестра Саварда сочувственно поглядывала на все еще злого Алларда, — на женской половине.

Девушка выглядела немного растерянной, но и только. То, что у мужчины, который ей нравится, есть любовница, Наланту нисколько не смутило. Удивительно, они что, вообще не знакомы с таким чувством, как ревность?

Сыновья Раиэсса ссориться перестали, но и мириться не спешили. Аллард взирал исподлобья, гневно сверкая глазами. Линсар иронично скалился. Общаться ни с одним из них не хотелось, поэтому, оставив братьев разбираться в своих отношениях наедине, вместе с Ланти вернулась в Закатный.

После обеда мы или убивали время, примеряя принесенные портнихами наряды, — к Поединку Стихий нам обеим все-таки пришлось шить новые платья, — или просматривали сферы. Я думала, девушке будет неинтересно, но она, как ни странно, увлеклась и, сидя рядом со мной, воодушевленно знакомилась с местными познавательными «фильмами».

Дальше следовал неизменный визит к Вионне. Поначалу наида императора оставалась все такой же немногословной, отделывалась краткими, ничего не значащими фразами и, казалось, совершенно не вслушивалась в то, о чем ей рассказывали. Но с каждой новой встречей она словно постепенно оттаивала, оживала. И настал день, когда женщина вдруг заговорила сама — тихо, медленно, с трудом подбирая слова. О Цветочной горке, о ритисах, о том, как хорошо было бы вновь увидеть их цветение. Мы с