К школе все относятся по-разному. Джунипер всегда нервничает из-за школы. Это я помню. Она думает о школе с той минуты, как ложится вечером в постель, и до той минуты, когда возвращается из школы домой. Ей не по себе, ее все стесняет, она не знает, как себя вести, ей не терпится покончить со школой и заняться тем, что для нее намного важнее. Все беспокоит ее: домашнее задание, страх ответить неправильно, экзамены, как одеться. Тревожится она не потому, что ленива, не старается или глупа – нет, она умная, она все время трудится, только и говорит, что об учебе, или занята учебой, она без конца примеряет одежки, выкладывает их на кровать, передумывает, начинает сначала. У нее есть одна близкая подруга, они, словно приклеившись, ходят вместе по коридорам школы, голова к голове, самодостаточны, и больше никто им не нужен, никого не подпустят, обе хотят поскорее закончить школу, разделаться с этим.

А для меня школа – мой мир. Мне нравится ходить в школу. Там я чувствую себя вполне довольной и спокойной. Охотно жду следующего дня. Школа меня вовсе не пугает. Занимаюсь много, но не до стресса, не до срыва. Учителя хорошо ко мне относятся, как и я к ним. Никому не доставляю хлопот и огорчений. Друзей у меня – большая компания. Нас шестеро, три девочки и трое парней, в том числе мы с Артом и Марлена, которая свидетельствовала в мою пользу на суде. Нам вместе весело. Мы не ботаны и не придурки. Может быть, нас в школе будут вспоминать, а может быть, и нет. Мы просто такие, какие есть.

Но впервые в жизни я чувствую то, что Джунипер переживала каждое утро: долго, мучительно соображаю, что надеть. Каждая вещичка в моем гардеробе – символ беззаботности, ее купила и носила девчонка, легко сливавшаяся с классом, такая, как все, ей нечего было скрывать. Я – совсем другой человек.

Кручу так и эдак три костюма, которые сложила для меня мама. Ни в одном из их не спрячешься.

Согласно правилам, выходя из дома я не имею права прикрывать висок и ладонь. Клейма должны быть на виду. Подошву же в любом случае не видно. Однако дома я теперь подбираю наряд очень тщательно. Правый висок удается закрыть косичками, под длинным рукавом спрятать Клеймо на правой ладони, в вырезе не должен виднеться шрам на груди. Подошву и спину никто не увидит, пока я не разденусь на пляже или в школьном бассейне, вот только в босоножках не прогуляешься. Я составила список, какие места мне хотелось бы спрятать. Я преисполнилась ненависти к своему телу.

Прохожу по коридору к комнате Джунипер.

Стучусь в ее дверь.

– Входи! – удивленно отзывается она. Вид у нее изнуренный, куда ж это она ходит по ночам? Но в последнее время между нами черная кошка пробежала, я даже не решаюсь задать сестре такой вопрос. Да и стоит ли? Все равно солжет.

– Нет ли для меня какой-нибудь одежки? – прошу я, все еще чувствуя, как язык с трудом помещается во рту. И слова я выговариваю, наверное, как моя подружка Лайза после того, как проткнула себе язык сережкой. Но все-таки речь стала намного отчетливее, чем неделю назад, тогда я едва могла шевельнуть языком.

– Что-то из моего? – недоумевает она.

– У меня нет ничего подходящего.

– А! Ладно. Хорошо. Ну, ты же заходи. – Она шире открывает дверь, а там словно бомба взорвалась – всюду разбросаны ее одежки. – Я тоже никак не могу выбрать.

Мне хочется прикрикнуть на нее – мне бы ее проблемы, – но я молчу. Проглатываю слова, которые вертятся на языке. Обшариваю взглядом этот хаос. Я знаю, что мне нужно, и сразу же это нахожу.

– Спасибо, – говорю я, задом выбираясь из комнаты.

– Уверена? – спрашивает она, присматриваясь. – У меня есть другое, что тебе может больше понравиться.

– Нет, в самый раз, спасибо.

Я возвращаюсь в комнату, меряю позаимствованное. Снова смотрюсь в зеркало и плачу. Черный хлопковый верх с длинными рукавами, высоким воротом. Черные джинсы в обтяжку. Черные бутсы. Вылитая Джунипер.

Но это еще не все.

На правую руку – повязку с красной буквой «П». Один конец липкий, чтобы прочно закреплять повязку на одежде. Она должна прилегать к телу.