«Кабан, – понял Игнат. – Видать, волки задрали».
Он осторожно подошел ближе. Кабан от природы был черным, как егерский сапог. Не такая уж редкость в здешних местах, только бабка Стеша говорила: «Увидеть черного вепря – к худу. За ним по пятам нечистая сила идет».
Игнат попятился. Хрустко выстрелила под ногой сухая ветка. Мальчик подпрыгнул от неожиданности, сердце заколотилось быстро-быстро, а налетевший ветер швырнул за ворот сухую хвою. Игнат растерянно оглянулся, рассчитывая увидеть позади фигуру Званки, но не увидел ничего. Только одинаковые сосновые стволы, только бег облаков над головою.
– Званка? – негромко позвал Игнат и прислушался.
Не было ни шороха опадающей листвы, ни гомона воронья – тишина установилась густая, пугающая.
– Званка! – во весь голос прокричал Игнат.
Эхо не отозвалось. Слово кануло в тишину, как в омут. На севере загустела и налилась гнилью вечерняя мгла. Теперь Игнат понял: он заблудился, он в лесу совершенно один, и скоро начнет темнеть, а позади лежит труп черного вепря, и только нечистый ведает, кто придет полакомиться им, когда ночь окончательно зальет чернилами лес.
Страх подтолкнул Игната в спину. Он со всех ног кинулся прочь – подальше от страшного места, от удушающей тишины, от запаха прелости и гнили. Грибы рассыпались по земле, но до них ли теперь? Слава Господу, не успел уйти далеко… Вот тропинка… а там овраг… А вот мелькнула и пропала за деревьями красная курточка Званки.
– Званка!
Игнат сбавил ход, чувствуя, как с каждым шагом легко и спокойно становится на душе. Не заблудился, не потерял. Вот она – стоит на откосе оврага, и в пшеничных косах поблескивает заколка-бабочка.
Она обернулась, и Игнат остановился окончательно. Лицо у Званки оказалось испуганным и строгим. И почему-то темным, будто осенняя тьма мазнула по щекам испачканной кистью.
– А я нашла мертвеглавца, – глухо сказала она.
Игнат облизал губы. Горло свело сухотой, и он только мог, что выдавить:
– Как?
– Смотри.
Она протянула руку, и Игнат увидел на ее запястье мертвеглавца. Это действительно был он – шириной почти в ладонь, грязно-серый, только что выползший из земли. Поверх панциря, словно оттиск на грязной бумаге, виднелись пятна, складывающиеся в рисунок человеческого черепа.
– А разве они осенью водятся? – спросил Игнат.
Но хотел, на деле, спросить совсем другое – а разве они действительно существуют? Это сказка, страшилка для детей. Никакого мертвеглавца в природе не было, так говорила бабка Стеша.
– Водятся, – тихо ответила Званка, глядя не на Игната, а вниз, на свою руку, по которой медленно полз гигантский жук. – Они в могилах водятся, Игнаш. Глубоко под землей. А там какая разница, осень ли, зима…
– Пойдем домой, Званка, – просяще сказал Игнат. – Я ведь обещал до бучила дойти и с тобой обратно вернуться. Пойдем, а?
Званка вздохнула тяжко, но вместо того, чтобы подойти к мальчику, отступила еще дальше, в овраг. Там уже вовсю клубилась мгла, грязно-серая, как панцирь мертвеглавца. Лицо Званки поблекло и треснуло ото лба до переносицы.
– Не могу я уйти, Игнаш, – невнятно проговорила она, словно рот был забит землей и травою. – Кто же будет кормить их тогда? – Она повыше подняла руку, и Игнат с ужасом увидел, как пальцы ее почернели и ссохлись, как начала облетать плоть с серых Званкиных костей. – Едят они меня, Игнаша. Сколько лет едят, да никак не насытятся.
Из-под Званкиной косы выполз еще один жук и потащил за собой приставшую к лапке бумажную розу. Девочка отступила, и теперь оказалась скрыта по пояс. Комья земли и травы покатились на дно оврага, глухо застучали, как о гробовую крышку.
– А раз обещал, – едва ворочая мертвым языком, прошелестела Званка, – так что ж на полпути остановился? – Она ухмыльнулась, и трещина побежала вниз, расколола лицо надвое. – Эх ты! Послушный да правильный! Сидеть бы тебе на печи да ждать, пока мертвеглавцы на останках Солони пируют. Думаешь, кто их привел-то?
Она начала смеяться тихо, хрипло, обидно. Черные губы треснули, в провале рта мелькнула и пропала сухая лапка жука.
– Кто? – холодея, спросил Игнат.
Званка поманила его высохшей рукой, подмигнула слепым глазом.
– Подойди – скажу.
Будто завороженный, Игнат шагнул к оврагу. Лицо тут же обдало вонью разложения и сырой земли.
– А ты, брат, сам подумай, – пробасила мертвячка голосом мужским и грубым, повторяя чужие, давно услышанные слова. – Раз в пять лет – срок невелик. Зато нам и детям нашим спокойнее будет. А эту соплячку все равно никто не хватится. Отец – пьянь подзаборная, мать – ни рыба ни мясо. Ты подумай, брат Егор. Подумай, недолго нам думать осталось…
От вони закружилась голова. Игнат приоткрыл рот, пытаясь сделать вдох, наклонился над оврагом, и сухие пальцы мертвеца сжали его запястье. Игнат услышал хруст и шорох – это внутри Званки ворочались и грызли плоть огромные жуки. Он зажмурился, пытаясь справиться с тошнотой, подошвы поехали по склону оврага.