– И что тут такого? Либо на общественные работы, либо берут заложников. Или ты уже забыл, что к столице приближаются части с фронта?

Лицо Аоры белеет, а Юница становится серьёзной до невозможности. Горн тоже спадает с лица. Действительно, похоже, за последними событиями об этом все забыли.

В двери раздаётся громкий стук. Молотят явно прикладами. Достали. Поднимаюсь на второй этаж, открываю дверь балкона, перегибаюсь через ограждение. Внизу топчутся рабочие в чёрных кожаных куртках с винтовками, на рукавах – синие повязки.

– Слушаю вас, господа.

Стук обрывается, незваные гости поднимают голову:

– Выходи!

– С какой стати?

Один из них передёргивает затвор, наводит ствол на меня.

– Выходи, именем Совета рабочих представителей!

– Прежде объясните, почему я должен выходить?

– Ты будешь направлен на рытьё окопов для защиты столицы! И твои домашние тоже!

Из-под балкона выходит… Я замираю от удивления: такой красавицы я даже не мог представить! Длинное чёрное пальто толстой кожи, как у остальных, на руках – вязаные, опять же чёрные перчатки. Уже знакомая мне повязка на правом рукаве, выделяющаяся среди остальных белым кругом. Похоже, знак командира. Светлые волосы, заплетённые в толстую косу, огромные глаза. Не такая уж молоденькая, кстати. Ровесница моей гостьи. И в довершение всего висящая на боку, на жёлтом широком ремне, подчёркивающем тонкую талию и высокую грудь, кобура с массивным армейским револьвером гонведского производства. Хвала богам, моё остолбенение быстро проходит, и я спокойно улыбаюсь в ответ на её заявление:

– Госпожа не знает, к кому попала?

– Да будь ты хоть сам император! – Видно, что командирша начинает злиться.

Пора её успокаивать.

– Я – эрц Михх Брумм, официальный представитель – наблюдатель Нуварры в Русин. А это – мой дом и наше представительство в столице… Э… То ли Империи, то ли Республики. Иностранный подданный. И вашим законам не подчиняюсь. В случае попытки проникновения в мой особняк силой буду препятствовать этому всеми имеющимися у меня возможностями. Вплоть до вооружённого противостояния.

– Чего?!

Похоже, что до неё не доходит. Терпеливо объясняю:

– Я иностранец, девушка. И потому – неприкосновенен ни для кого. Понятно?

Она беспомощно оглядывается по сторонам, но тут откуда-то выворачивается ещё один из таких же синеповязочников с кругом, опасливо смотрит на меня. Он подбегает к даме в чёрном пальто и шепчет ей что-то на ухо. Она хлопает длиннющими ресницами, изумлённо уставившись на меня. Ротик потрясающей формы приоткрывается, затем захлопывается. Тишина. Ну и чем закончится? Через силу дама выдавливает:

– Прошу прощения. Мы ошиблись, эрц.

Мой здешний титул она словно выплёвывает. Звучит негромкая команда, отряд разворачивается и покидает территорию особняка, направляясь к следующему дому в ряду роскошных жилищ.

Однако от Уруры тянет промозглым холодом, а я в домашней одежде. Даже не накинул на себя ничего тёплого.

Возвращаюсь в помещение, закрываю балконные двери и чуть ли не бегом скатываюсь по лестнице к горящему камину. Протягиваю к огню озябшие руки. Тьма! Вроде беседовал пару минут, а промёрз до костей! Ух!.. Но вот уже знакомая волна пробегает под кожей, и я начинаю согреваться. Хм… Недооценил я рабочих. Сильно недооценил! Можно сказать, прощёлкал! Собирал информацию по высшим кругам, по научным светилам, по данным промышленности и настроениям армии. И пропустил мощнейшую организацию! Впрочем, как я понимаю, не только я. Вот и светлейший полицай-генерал, или верховный комиссар милиции Республики Стоян ун Ангриц тоже не подозревал ничего такого. Но я-то как мог забыть? Не обратить внимания?! Забыл о семнадцатом годе?! Не идиот ли я?

– Простите, эрц, чего хотели эти?.. – Аора презрительно кривит губы, кивая прелестной головкой в сторону двери.

– Чтобы я рыл им окопы. Похоже, Совет рабочих настроен серьёзно оборонять столицу.

– Рыть… окопы?!

Баронесса поражена до глубины души.

– Да, Аора, да. Сейчас они соберут все асоциальные, как они выражаются, элементы – тунеядцев, спекулянтов, лодырей и бездельников из дорогих особняков и погонят их в чистое поле, где при помощи лопат и ломов заставят долбить промёрзшую землю. За саботаж и уклонение – расстрел. За лодырничество – расстрел. За косой взгляд и симуляцию болезни – расстрел на месте. Ночевать мобилизованные будут в чистом поле. Том самом, где роют окопы. Кормить их, естественно, никто не будет. Когда фронтовики подойдут к городу, оставшихся в живых расстреляют. Ну, кроме пары-тройки самых красивых женщин, которых заберут в полевой бордель. Либо в качестве наложниц командиров…

– Вы говорите какие-то мерзости, эрц!

– Это не мерзости. Это постоянно повторяющиеся при любой революции обстоятельства.

Женщина осекается, потом тихо, чтобы не услышала Юница, сидящая поодаль и увлечённо листающая альбом с картинками, который сунул ей сердобольный Горн,