Засада была простой – машина тут поворот делала, скорость снижала. Работы для снайпера не было совсем.
– Брат, – обратился Магомед, – я в машине посижу, мне с моей винтовкой тут делать нечего. Машину постерегу.
Ислам недовольно кивнул:
– Хорошо.
Магомед сел в машину, включил кондиционер. Приятная прохлада не принесла умиротворения – скорее наоборот. Начиная с Турции, он все больше и больше убеждался в том, что они делают что-то не то.
Медленно текли минуты.
Кто они? Воины Аллаха или слуги Шайтана? Что они несут? Совершенство таухида или разорение и смерть?
Ради чего они сейчас сделают то, что задумали?
Раздумья, черные и мрачные, прервал заполошный треск автоматных очередей…
Он какое-то время сидел, сцепив зубы, потом решил все-таки пойти. Какое-то болезненное любопытство влекло его пойти и посмотреть на то, что они натворили…
Когда он вышел, все было уже кончено. Старая «газелька» стояла на обочине, разбитая автоматными очередями. Водителя уже обыскали, сейчас он валялся в пыли, и кровь его была черной-черной. Братья вытаскивали убитых солдат, вся вина которых была в том, что они носили форму и их продали их же собственные офицеры, бросали на обочину, в ряд, а Хизри носился с камерой и снимал. Потом они встали рядом с убитыми солдатами, Хизри начал снимать.
– Такбир! – крикнул Ислам.
– Аллаху акбар!
– Такбир!
– Аллаху акбар!
– Такбир!
– Аллаху акбар!
– Все, поехали, – сказал Ислам.
– Подожди… надо селфи сделать.
– Что?
– Ну селфи. В Фейсбуке выложим, там сбор объявим. А… шайтан. Палку забыл.
– Палку?
– Ну, палку для селфи. Как теперь снимать?
– А без нее нельзя?
– Нельзя… шайтан…
Они обернулись и увидели Ислама.
– Эй, брат, на телефон нас сними, ради Аллаха.
Ислам подошел ближе.
– Да, подожди… подними повыше. Извини… тебя там не будет.
– Магомед не обидится, – сказал Ислам, перехватывая автомат и поднимая указательный палец в типичном ваххабитском жесте, – он скромный.
Еще через пару дней они обстреляли полицейскую машину на трассе – та не была бронирована, и все полицейские погибли. Потом поехали в соседний район и там выстрелили из гранатомета по зданию районной администрации.
Магомед не понимал такой джихад. Если так подумать, то это и не джихад вовсе. В Сирии, в Ираке, в Дагестане, по крайней мере, было все понятно – вот менты, вот армия. Вот мусульмане, которых они притесняют. Ради того, чтобы не было этих притеснений, и ведется джихад. А тут он ведется ради чего?
Понятно, что если есть притеснения – то это джихад вынужденный. А как назвать то, что они делают, – мусульмане пришли в другую страну, тоже мусульманскую, начали нападать на полицейские участки, органы власти – зачем? Ну, хорошо, они не правят по шариату, но разве местные мусульмане так уж угнетены? Вот их хозяин – хорошо он угнетен, если он покупает виллу за три миллиона долларов в Дубае! Каждому бы правоверному такого угнетения, и побольше! Здесь живут мусульмане, им никто не запрещает исповедовать ислам, и у них нормальное государство, с домами, дорогами, светом, машинами. А они вломились сюда без спроса и начали убивать.
Почему им приказали сделать это? И джихад ли это? Или это бандитизм, прикрытый словами о джихаде?
Ответ на свой вопрос Магомед получил в один прекрасный день, когда он встал (ночью были в засаде, но впустую), спустился вниз и увидел, что окна почему-то занавешены, везде полумрак, а на одной из стен висит черное полотнище и на нем флаг «Исламского государства».
– Ле, Магомед, ты уже проснулся? Постой тут. Только маску надень, да?
…
– Флешку пишем. Давай, давай…
