Я вспомнила, чем закончилось мое последнее обучение у Штадена, и идея Греты, и без этого не слишком привлекательная, потеряла для меня всякий интерес.

– Не буду я у него спрашивать, – отказалась я. – Во-первых, я не верю, что это Фогель. А во-вторых, Штаден не делится заклинаниями безвозмездно, и что он запросит, я даже думать не хочу.

Грета задумчиво посмотрела на дверной проем, в который мы устанавливали сигналку, потом на меня. Она уже приоткрыла рот, а я вся сжалась в ожидании ее вопроса, столь неприятного для меня, как вдруг наша дружеская беседа прервалась самым вульгарным образом. В комнату, не удосужившись даже постучать, ворвалась только что обсуждавшаяся Фогель. Глаза ее горели фанатичным огнем. Руки бессознательно сжимались и разжимались в поисках какой-нибудь шевелюры, в которую можно вцепиться.

– Где этот гад? – заорала она с порога, обводя нашу компанию бешеным взглядом. – Дайте его сюда! Что он сделал с моим Олафом! Его убить за это мало!

Это что, она угрожает Штадену?! Меня это так возмутило, что даже волосы попытались приподняться на голове и зашипеть.

– Только попробуй тронуть моего мужа! Хоть одним пальцем! – яростно сказала я. – Будешь ходить с синими волосами до конца семестра! – Помолчала и добавила: – Если они вообще у тебя останутся! И если ходить будет чем!

Ее пыл куда-то пропал, и она испуганно шарахнулась от меня в сторону, попытавшись при этом сбить с ног Грету. Но сделать это было не так-то просто – подруга на ногах стояла устойчиво.

– Слушай, Лиза, – напористо сказала та, хватая Фогель за рукав и не давая ей тем самым совершить стратегическое отступление, – я давно хотела тебя спросить, но как-то повода не было. У тебя кто из родных занимается ментальной магией?

– Бабушка, – испуганно проблеяла моя противница, пытаясь прикрыться от меня Гретой. – А чего это ты вдруг интересуешься?

– Интересно, кто на тебе опыты проводил. Наверное, у твоей бабушки переизбыток внуков, – вместо подруги ответила я.

Злость моя никуда не делась и требовала выхода, хотя вид испуганной противницы несколько остудил желание окрасить ее прямо сейчас.

– С чего ты решила, что она на мне опыты проводила? Я вообще у нее единственная внучка!

– Осталась? – ехидно уточнила Грета. – Остальные полностью израсходовались при поиске истины?

Фогель страшно возмутилась, при этом у нее пропал не только дар речи, но и страх. Она смерила подругу презрительным взглядом, вырвала у нее свой рукав и ушла. Грета закрыла за ней дверь и повернулась с торжествующим лицом.

– Слышали? Ментальной магией у нее занимается бабушка! Я думаю, она могла поделиться заклинанием с единственной внучкой!

– Магов-менталистов, выживших из ума, держат в специализированных лечебницах, – ответил ей Марк. – А если бабушка еще в маразм не впала, помогать внучке запрещенными заклинаниями не будет. У меня после появления вашей Фогель возникли другие вопросы. Связанные с твоей подругой.

Грета удивленно посмотрела на Марка, но почти тут же ее лицо озарилось пониманием.

– Действительно, Марк, как это я сразу не отметила? – сказала она. – Эрна, а с каких пор ты стала считать Штадена мужем? С чего ты вдруг начала его защищать? И почему ты вообще решила, что эта защита ему нужна?

Ни на один из ее вопросов у меня ответа не было.

На следующий день Олаф всячески показывал, как ему плохо. И хотя его челюсть наши целители зафиксировали силовым каркасом и обезболивающее заклинание наверняка нанесли, он постоянно потирал пострадавшее место, морщился и выразительно постанывал. Фогель сидела рядом с ним, выказывала живейшее участие и отвлекалась от утешения страдальца, лишь чтобы бросить в нашу сторону испепеляющий взгляд. На удивление, ко всему этому я отнеслась спокойно, даже нашла положительные моменты – впервые за много дней Олаф не садился рядом, не подходил ближе чем на три метра и не сказал ни слова о нашей вечной взаимной любви. И эти три факта несказанно меня радовали, что было сразу замечено Гретой:

– Похоже, Штаден прав. Пришлось Зольбергу челюсть сломать, чтобы до того наконец дошло. А то я начала опасаться, что тебе так и не удастся до его мозгов достучаться. – Она немного помолчала и неуверенно добавила: – Но ломать кости все равно нехорошо.

– Ничего непоправимого с Олафом не случилось, – ответила я. – Пострадает несколько дней, а потом и следа не останется. Беспокоиться нужно, чтобы Кэрст за него всерьез не взялся.

– Тебе Олафа совсем не жалко? – поразилась подруга.