– Ничего не понимаю, – признала Грета. – Странно это как-то. Зачем тогда было тебя раздевать? Не хотел же он, в самом деле, проверить, сможешь ли ты сдать норматив Военной академии по скорости одевания…

Но больше ничего я сказать подруге не могла. Что там думал Штаден, я не знала, а заниматься догадками на пустом месте – дело неблагодарное.

Никогда раньше не задумывалась, насколько я уже привыкла делать что-то только с помощью магии. Нашу комнату мы чистили «липучкой» сразу после первого занятия по Бытовой магии, а дальше к этому только прибавлялись новые навыки – к примеру, чистка и глажка одежды занимала теперь значительно меньше времени, чем раньше. Многие заклинания выдавались уже даже без участия головы. Но теперь всякая магия оказалась под запретом. Объяснялось это тем, что животные, находившиеся в зверинце, и сами по большей части были магическими, и клетки усиливались специальными заклинаниями, поэтому постороннее магическое вмешательство могло привести к непредсказуемому результату. Инора, ответственная за практику, рассказала нам страшную историю про студента, закончившего в этом году третий курс. Он решил убраться «липучкой» в клетке и в результате полностью облысел. Пока нашим целителям не удавалось вернуть ему волосы, но надежды они не теряли.

– Пожалуй, Фогель не так уж и страшна, – повернулась ко мне впечатленная Грета. – Как-то мне не хочется появляться без волос перед Марком. Да и не только перед Марком.

– Ты еще можешь с группой поехать, наши только завтра отправляются.

– А ты не боишься облысеть?

– Инора же сказала, что если не магичить, то проблем не будет, – равнодушно ответила я. – Она сама не в мороке и не в парике. Потом, кому нужны мои волосы? Личной жизни у меня нет и не будет, а магией можно и без них заниматься. Даже удобнее – не надо тратить время, чтобы мыть, сушить и расчесывать.

– Ты что, с ума сошла? – возмутилась подруга. – Я уверена, что все наладится. Как тогда ты себя будешь чувствовать с лысой головой?

– С чего ты взяла, что я непременно облысею? Я думаю, нас просто пугали. Если ты боишься случайно что-то сделать, можно надеть артефакт, блокирующий магию. Но я точно никуда не поеду. Я не выдержу целый месяц Зольберга и Фогель.

Грета еще немного попереживала, но решила меня не бросать.

– Тебя на практику одну отпускать нельзя, – проворчала она, – а то опять во что-нибудь вляпаешься. Хотя большей глупости, чем ты уже сделала, и представить нельзя.

Я вздохнула, мне тоже казалось, что хуже и быть не может. Все самое плохое в моей жизни уже случилось. Так что бояться практики в зверинце академии было смешно.

На деле все оказалось не так страшно. Поручили нам присмотр только за пятью вольерами – их нужно было убирать и дважды в день кормить сидящих в них тварей. Уборка много времени не занимала. Силовой полог разделял клетку, и мы входили на пустую половину, убирали ее, ставили миски с едой, выходили, убирали полог. Обитатель вольера бросался подкрепиться на вычищенную половину, клетка опять перегораживалась для чистки уже ее второй части. Рассматривать пленников было интересно. Грета зарисовывала, я записывала все замеченные особенности, которые потом пойдут в отчет по практике. Почти все твари, содержавшиеся в зверинце, были нам знакомы, исключение составила странная особь, абсолютно не поддающаяся классификации. Чем-то она напоминала дракона, только мелкого и покрытого мехом с проплешинками. Мы безуспешно перерыли все справочники, но так и не сумели определить, кто же это такой, поэтому обратились с вопросом к проходившей мимо смотрительнице.

– Результат неудачного магического эксперимента, – ответила она. – Магистр Шварц пытался приобрести качества дракона, а в результате распростился с остатками человеческого разума.

– Магистр? – удивилась Грета. – Почему тогда его здесь держат?

– А где его держать? – в свою очередь удивилась инора. – Он опасен для окружающих и полностью невменяем. Мы пытаемся повернуть его заклинание вспять, но до сих пор безуспешно.

Судьба несчастного магистра настолько потрясла подругу, что она большую часть времени стала проводить именно у его вольера. Она почему-то решила, что если будет с ним постоянно разговаривать, это пробьет в нем какой-то внутренний барьер и вернет если не человеческое обличье, то хотя бы человеческий разум. Но тот возвращаться явно не хотел – через некоторое время после начала Гретиных монологов он начинал громко выть и поскуливать от одного звука ее голоса, поэтому в конце концов ей не разрешили к нему даже подходить.

– Всегда так, – обиделась она. – Я уже достигла очевидного прогресса – он начал реагировать на внешние раздражители, и мне сразу все запретили. Наверное, не очень любили этого магистра. Говорят, что пытаются ему помочь, но к нему никто даже не