Агапа позвал врачевательский долг, и он удалился в приемную. Сказал, что ненадолго. Тиса осталась допивать чай.

— Смотрю, буфет ваш скоро от склянок обломится, — Прохор Фомич кивнул в сторону набитых битком полок.

— Это Агап Фомич отложил для аптеки. Понемногу подвозить приходится. А была бы своя лавка, за раз отправили бы все наготовленное. Намекаю, намекаю ему, но он и слышать не хочет.

— Знаю я этого упрямца, — протянул Прохор Фомич. Он погладил бороду, подул в ус, прежде чем продолжить: — Но ты не серчай на старого олуха. Про свою жизнь в Антейске он небось не сказывал?

Девушка отрицательно мотнула головой.

— Так и знал. Двадцать лет уж прошло. Агап тогда большую лавку имел, доходную. Денежки водились. Даже расширился. Взял к себе пару мальчонок в подсобники, с улицы подобрал, когда они у него кошелек тиснуть хотели. Учить стал своим лекарским премудростям. Один пострелец сбежал, а второй остался. Умный малый, смекалистый. Полюбил его Агап как сына родного.

Тиса слушала, затаив дыхание. Прохор Фомич вздохнул.

— Жаль, что мальчонка нечист на руку оказался, воровать не бросил. Залез как-то дуралей в дом богатого вэйна, дракон его туда понес. Агап только через неделю узнал, что его ученик в остроженке заперт. Тогда-то он лавку и продал, чтобы выкупить пацана. Пришел в острог, да уже поздно было: паренек к тому времени в тюрьме заболел легкими и умер.

— Какой ужас.

Старик поставил на блюдце пустую чашку и отодвинул от себя.

— Агап сразу в тот же вечер с проезжим караваном покинул Антейск. И вот скажи — не к родственникам поехал, а ко мне, — Прохор довольно крякнул. — Теперь понимаешь, дочка, чего он лавку держать не желает?

— То-то он так долго не желал меня в ученицы брать. А я все думала, что не гожусь.

— Знаешь, я благодарен тебе, девочка, что ты помогаешь ему. Я же вижу, как он тобой гордится.

Войнова улыбнулась. Хлопнула дверь приемной, и они замолчали. Агап появился не один — вместе с Ричем.

— Смотрите, кого я вам привел. Давай, Тиса, разогрей-ка нам самовар.

Девушка еще час провела в компании старых и малого и распрощалась, когда началась вечерняя перекличка солдат. Витер на плацу — следовательно, дорога домой свободна.

На следующий день девушка запланировала поход в Теплые. Складывая на кухне снедь в сумку, она поглядывала, не появился ли шкалуш. Паренька почему-то нигде не было видно. Надо, чтобы он заметил, что она собирается в дорогу: на сей раз компаньону не противилась — в лесу стая волков, но и специально звать его с собой тоже не намеревалась.

Камилла, должно быть, с Цупом на базар поехала. Выйдя из кухни в коридор. Тиса увидела горничную, поднимающуюся по ступенькам, спросила ее:

— Уль, ты не видела шкалуша случайно?

Но та вопроса не расслышала и исчезла за поворотом лестничной площадки. «Ладно, обойдусь без провожатого. В конце концов, я ведь этого хотела. Свободу от шпионов». Девушка направилась в конюшню. Зошик тоже куда-то запропастился. Тиса подтащила седло к Ватрушке.

— Давайте помогу оседлать, — послышался знакомый голос за спиной.

Трихон имел взъерошенный вид человека, который только что пробежал версту наперегонки с борзой. Свой вещмешок он бросил на крюк.

— Я справлюсь, — сказала упрямо, но все же отодвинулась.

Паренек погладил лошадиный бок, Ватрушка фыркнула, повернула голову, понюхала шкалуша и, судя по всему, осталась довольна.

— Хотели без меня уехать? — в глазах юноши промелькнул укор. Трихон положил на спину лошади суконное покрывало, поверх него кинул потник.

— Даже не думала.

Бросив на девушку недоверчивый взгляд, он легко накинул седло, повозился с застежками, затянул подпруги. «Мальчишка изменился», — подумала Тиса. Покрепчал на Жичевых харчах, не такой худющий, как раньше. Складывалось впечатление, что даже подрос немного.

Шкалуш по-хозяйски поднял с пола сумку капитанской дочери и приторочил к седлу так, как она сама обычно делала. Затем оседлал своего мерина.

Выезжая со двора, Тиса уловила голос Витера, доносящийся из столовой, и поторопила лошадь.