– Я попрошу, чтобы подали чай, – он обошел стул и отодвинул кресло, приглашая сесть.

– Не стоит. Я здесь не с визитом вежливости.

– Как пожелаете.

Я так и не села и, когда Альберт отошел к окну, последовала за ним. С такой высоты весь Лигенбург открывался как на ладони. Справа вырастало здание центрального банка Энгерии – светло-желтое, с покатой черепичной крышей. Внизу расстилалась серая лента Бельты, внутренний двор отделялся от нее высоким парапетом. Низкое небо грозило вот-вот обрушиться на город дождем.

– Я здесь из-за отца, – трудно говорить, когда не видишь глаз собеседника: Альберт смотрел сквозь стекло. Возможно, на здание парламента. – В отчете некроманта сказано, что это был обычный приступ.

Альберт посмотрел на меня: ни тени улыбки, ни легкой притягательной беззаботности. Только пристальный взгляд в упор – пронзительный, хищный. Он указал на документы, лежащие на столе.

– Сделавший это заключение быстро уволился со службы. Оставил жену и дочь, переехал за город, а после исчез. Мы нашли его в Гердэнии, но допрос закончился очень быстро. Смотрите сами.

Я раскрыла папку. От фотоснимка замутило: скрюченные пальцы, налипшие на лоб волосы, черные потеки крови на ушах и скулах, сжатые зубы и выпученные глаза. Стеклянные.

– Это сделали не мы. ММБ на мгновенную смерть, – Альберт приблизился, отложил фото и указал на следующую страницу. – Слово-активатор – «де Мортен».

Магический ментальный блок? Ставится однажды, держится всю жизнь. Срабатывает на слово, воспоминание, обстоятельства или на все разом.

Я просмотрела информацию, захлопнула папку и села.

– Слепок со смерти снимается при свидетелях, – Альберт расположился напротив меня, за столом, – но, разумеется, все они подтвердили заключение и поставили свои подписи на протоколе.

– Внушение?

Альберт кивнул.

– Ловите на лету. Вам знакомо имя Симона Эльгера?

– Это имя знакомо всем.

Поразительно, как спокойно звучал мой голос.

– Я до сих пор разбираюсь с последствиями вмешательства графа Аддингтона в политику, а его хороший знакомый – Эльгер, держит на ладони весь мир. Когда придет время, стряхнет его как пыль и создаст на руинах то, что выгодно ему. Вы видите, как стремительно развивается наука, я бы даже сказал – слишком. По всему миру новые технологии внедряют одну за другой, аристократов сбрасывают с насиженных мест, чтобы освободить их для ученых и бизнесменов-меценатов. Им раздают титулы, и делается это все с одной-единственной целью: вызвать недовольство.

– Граф Аддингтон делал все, чтобы не допустить введения реформы.

– Он делал все, – Альберт откинулся на спинку стула, – чтобы уничтожить вашего брата. Столкнуть его с пьедестала, как раз в тот момент, когда все ставили знак равенства между ним и реформой. Преступление. Отторжение. Недовольство. Дело тут было не столько в том, пройдет ли реформа, сколько в неприглядности ее лица. Вы же видите, к чему все идет: одним дают конфетку, у других ее отнимают. Будет война. Война, которая нанесет сокрушительный удар по Энгерии и разрушит существующий мировой порядок.

– Очень познавательно.

– Ваш муж знаком с Эльгером, и у него выходы на АКБВ. Зачем вы понадобились двойному агенту, Тереза?

Каждое слово как удар стального прута по металлу: Анри связан не только с Симоном, но и с вэлейской разведкой. Я жила с мужчиной, который отравлен игрой и ложью, для которого нет ничего святого.

Не удивлюсь, если история его родителей тоже окажется правдой лишь отчасти.

– Давайте начистоту, лорд Фрай. Зачем я понадобилась вам?

Выносить этот взгляд становилось все тяжелее, он пронзал грудь и выходил на уровне лопаток, заставляя чувствовать себя пришпиленной к стулу. Но я больше не собиралась пришпиливаться ни к стулу, ни к чему-либо еще.

– Винсент вам доверял. Доверял, как самому себе, он спас вам жизнь – когда вас подставили и оклеветали во время заговора.

Он поднялся, медленно обошел стол и приблизился.