– Еще один вопрос, коллега, – вдруг произнес он. – Не испытываете ли вы к кому-нибудь из нас неприязни?

Приват-доцент помедлил с ответом. Он слишком мало знал о жителях Марса, чтобы понять, не кроется ли в заданном вопросе какого-либо подвоха. Как бы то ни было, отвечать нужно искренне. Ведь относиться к этим существам, способным распознавать содержание мыслей своего собеседника, можно лишь с безграничным доверием. Однако доверие и приязнь – вещи суть различные. Все четверо марсиан, с которыми Борис успел познакомиться, вели себя с ним по-разному. Лао уговаривал и снабжал инструкциями. Суэ щедро делился знанием, которым владел. Мэй бесцеремонно распоряжалась. И только Тэо вел себя с приват-доцентом Беляевым как с равным.

И если уж говорить о приязни, то по-настоящему земной астроном испытывал ее только к инженеру-пилоту. Борис и сам себе не отдавал отчета почему. Может быть, потому, что Тэо пощадил лошадь?.. Казалось бы, пустяк, обычный поступок добросердечного человека, но ведь – человека! В одном из своих сочинений британский литератор Уэллс описал кровожадных чудовищ, чуждых любым проявлениям милосердия, уверяя читателя, что прибыли эти чудовища с четвертой планеты Солнечной системы… Но вот не в фантастической сказке, а в реальной жизни марсианин отнесся к обыкновенной деревенской кобылке по-людски и тем самым доказал, что обитатели соседнего мира – люди, а не химерические создания, чья мораль и побуждения непостижимы для жителя Земли…

– Я понял вас, – произнес Лао, как всегда опередив землянина на один шаг. – Отправляйтесь в рубку. Удачного подъема!

Инженер-астроном так стремительно покинул его каюту, что Борис не успел ответить на это, должно быть, традиционное пожелание. Он даже начал опасаться, что обидел марсианина. Однако броситься вслед за Лао, дабы попытаться объясниться, счел неудобным. К тому же возникла более существенная проблема. Приват-доцент сообразил, что не спросил у инженера-астронома, где отыскать Тэо. Поразмыслив, Борис решил прибегнуть к элементарной логике. Нижние отсеки он уже осматривал – следовательно, ходовая рубка этеронефа должна была находиться выше. Положившись на это простое соображение, приват-доцент покинул каюту и решительно направился к винтовой лесенке, что вела из каютного отсека к вертикальному колодцу в потолке. Логика не подвела, и вскоре Борис оказался в просторном, округлом помещении, освещенном лишь электрическими глазками приборов да сполохами полярного сияния, лившегося в большие круглые окна.

В рубке не было никого, кроме Тэо. Завидев переодетого, наголо обритого «пассажира», инженер-пилот невольно улыбнулся.

– Я выгляжу настолько глупо? – тут же ощетинился Борис.

– Ничуть, – отозвался Тэо. – Эолы-мужчины предпочитают брить голову наголо. А что касается вашего нового костюма… Он сшит, вернее – отлит бесшовным способом из особого материала, который не мнется, не рвется, не горит, не прожигается кислотами. Такие костюмы обычны для эолов, занимающихся опасным делом… Как видите, я одет точно так же.

Приват-доценту стало неловко.

– Простите, – пробормотал он.

– Все в порядке, – произнес Тэо, который тут же почувствовал состояние своего визави. – Если вы не против, я продолжу лекцию нашего замечательного Суэ и расскажу вам о принципах, на которых работает и коими управляется этеронеф.

Борис кивком дал понять, что не против. И хотя голова его слегка гудела, он твердо решил, что должен во что бы то ни стало воспользоваться невероятной удачей и вместить в извилины своего мозга все, на что способны они от природы, и даже больше. И, если потребуется, подружиться с этой бесцеремонной Мэй, дабы она помогла ему, астроному Беляеву, усилить мыслительные способности, с помощью тех чудодейственных средств, о которых упоминал Тэо.

– Садитесь вот в это кресло, – сказал инженер-пилот, указывая на некое сложное устройство, лишь отдаленно напоминающее предмет интерьера. – Не рекомендую покидать его во время подъема. Пользуясь метрической системой, скажу, что ускорение этеронефа составит два сантиметра в секунду, что через минуту будет соответствовать скорости идущего человека, через пятнадцать минут – курьерского поезда. Наибольшая скорость этеронефа составляет пятьсот километров в секунду, а крейсерская – двести пятьдесят. Благодаря постоянству ускорения, а также запасам аппергита на борту, вы не почувствуете серьезных изменений в окружающей вас обстановке, однако придется привыкать к мелким неудобствам…

Борис послушно опустился в указанное кресло, которое охватило его множеством пневматических валиков и подушек, а инженер-пилот продолжил рассказ. Он говорил о том, что аппергит в летательных аппаратах не является пассивным устранителем силы тяжести, что в зависимости от нужды, под воздействием переменного магнитного поля, этот жидкий металл способен как облегчать конструкцию корабля, так и утяжелять ее, что в рубку сходятся нити управления многочисленными механизмами, пронизывающими все отсеки корабля. Тэо сообщил также, что корпус этеронефа двойной, что внешняя оболочка его отлита из алюминиево-марганцевого сплава, внутренняя – из материала, о котором на Земле и не слыхали, что-то вроде сверхпрочного