забав…

– Если ты хочешь получить свою информацию, нам придется завтра выехать пораньше, – сказала Настя. – Егоров может с нами встретиться только с утра, потом он будет весь день в бегах.

Юра внимательно посмотрел на нее, взял из вазы крупное желто-красное яблоко, с хрустом надкусил и начал жевать. Набросил на стул полотенце и сел напротив.

– Опять крутишь? – хмыкнул он. – Выкладывай, что случилось.

Да, не обмануть ей Короткова. Тридцать лет дружбы псу под хвост не выкинешь. Она посмотрела вокруг: Инна далеко, гость плавает, второй гость и хозяин дома еще не вышли из парной, во всяком случае, душ не шумит и вода в купели не плещет. Она постаралась обойтись минимумом слов, Юрка и так все поймет.

– Короче, Виктор просит помочь. Мы, конечно, не обязаны, да и права не имеем, но он ведь нам помогает… И потом, Юр, с этими участками под застройку все так скучно!

– Ну да, – кивнул он, – тебе движуха нужна, куда ж наша Пална без драйва. Ладно, помогай, я без тебя вполне справляюсь.

– Ты не понял. – Настя понизила голос. – Ты должен помочь. Ты. Мне уже нельзя.

– Ну здрасьте! А кто в мэрию поедет и в Кадастровую палату? Я кругом договорился, мне завтра обещали сделать копии нужных документов…

– Я съезжу. Скажешь – куда, к кому и какие документы получить, я все сделаю.

Коротков внезапно рассердился.

– Слушай, во что ты меня втягиваешь? Ты вообще соображаешь, чем это пахнет, если нас поймают на этом деле? Или тебе полковник Баев страсть как понравился? Лично мне – нет. Я бы от него держался подальше.

Да, полковник Баев… Встреча с ним – не самая приятная перспектива. Угрюмый, злой, недоверчивый, тяжелый. Но задача в том и состоит, чтобы избежать беседы с ним в связи с Витей Егоровым. Впрочем, если такая беседа и состоится, то будет не мирный разговор, а скандал. Значит, надо просто очень постараться.

– Надо постараться, чтобы не нарваться… – задумчиво продекламировала Настя.

– Чего это ты стихами заговорила?

– Да так… Вспомнила одну забавную историю. Так что скажешь?

– Сказал бы я тебе, – пробурчал Коротков. – Ладно, завтрак в семь, выезжаем в восемь. Пойдет?

– Я тебя обожаю!

Настя вскочила с места и звонко поцеловала Короткова в макушку. Потом сообразила, что их видят и Инна, и плавающий в бассейне сотрудник администрации, но решила, что ничего страшного. Ну, подумают они, что московские гости – любовники, и что? Они наверняка и без того так считали.

Наконец со стороны двери, за которой находилась парная, раздались звуки, свидетельствующие о том, что вот-вот в бассейне появятся хозяин с гостем. И Настя решила, что будет лучше, если они ее здесь не застанут. Она подошла к Инне, сказала, что завтракать они собираются в семь утра, выразила восхищение тем, как долго Петр Сергеевич может находиться в парилке, и умчалась спать.

Но перед тем, как лечь, отправила два сообщения, одно – водителю Володе, второе – Егорову.

Хмель навалился быстро, с первым же выпитым стаканом, но после звонка Каменской начал отступать. Майор Егоров постарался свернуть такие приятные посиделки с коллегой, сославшись на пристальное внимание начальства, которое доверило ему работу по серьезному делу, распрощался, поблагодарил за полученную информацию и направился домой. Жил он минутах в пятнадцати ходьбы от здания городского УВД. Машину он перед встречей с коллегой благоразумно отогнал к дому, ибо не без оснований подозревал, что выйдет из здания в таком состоянии, в каком за руль лучше не садиться.

Придя в свою квартиру, не стал включать электричество, разделся в темноте, разбавленной тусклым светом, льющимся из окон: в центре города улицы ярко освещены в любое время суток, да и не в центре тоже, не то что прежде. Когда мэр привел нового начальника УВД, полковник Баев первым делом взялся за наведение порядка и спокойствия на улицах. Всюду появилось хорошее освещение, а вот алкаши и наркоманы, наоборот, куда-то исчезли. Патрульно-постовая и дорожно-патрульная службы заметно оживились, в их работе стало прослеживаться даже какое-то подобие старательности.

Чайник на кухне Виктор тоже включил, не зажигая света. Он вообще не любил света в своей квартире. С тех пор, как в один день потерял всю семью, он не выносил вида этих стен и этих вещей, которые, казалось, равнодушно не заметили утраты и продолжали быть такими же, как и раньше, когда живы были и жена, и дети… Он тогда сильно запил, а очнувшись, понял, что пропил все, что было отложено, и еще в долги влез. Речь уже не могла идти о том, чтобы сделать ремонт, изменить цвет стен и