затем гигант начал разворачиваться. Очевидно, по пути наверх он наметил цель в первом ряду и не собирался менять ее на другую, даже куда более доступную.

Рогов, хладнокровно выждав, когда тот развернулся, шагнул вперед, крутанулся, вкладывая в удар инерцию тела. Есть, лезвие угодило под колено, шкура и тонкий в этом месте слой жира ничего не смогли противопоставить древнему металлу. Судя по ощущению в руках, костям и хрящам сустава досталось на славу.

Великан взревел, начал заваливаться, разворачиваясь в процессе и взмахивая непропорционально длинной лапой. Рогов успел присесть, пропуская удар, и вместо того чтобы, как планировал изначально, отскочить от покалеченного, размахнулся с целью покалечить еще что-нибудь.

Азарт напал при виде свалившегося противника.

Ударить успел, но лишь слегка задел предплечье второй лапы. В то время как первая, на удивление ловко возвратившись, ухватила за одежду, потянула на себя с такой силой, что ноги от земли оторвались. Через кратчайший миг перед лицом Рогова оказалась оскаленная пасть, украшенная столь серьезными на вид клыками, что было очевидно — даже один укус такой хлеборезки пережить будет непросто.

Все, что Рогов успел сделать, — сунул меж челюстей древко секиры. Увы, на столь кратчайшей дистанции длинное оружие ни на что другое не годилось.

А потом вторая, свободная лапа шлепнула сзади по затылку, сбив тяжелую шапку из лысоватого меха. Но падения головного убора Рогов уже не видел: ощущение из тех, будто тебя стукнуло упавшим ковшом экскаватора; сознание покинуло голову в тот же миг.

Придя в себя, зажмурился от нестерпимо яркого света. Как это часто бывает, погода в горах радикально изменилась. Только что, в начале боя, небо было затянуто свинцовой пеленой, висевшей столь низко, что, казалось, протяни руку и ухватишься за пасмурное марево. Сумрачно, впечатление такое, что минут через пять темнеть начнет. А теперь из широченной прорехи в облачности ослепительно сияло местное солнце, под его лучами весело искрился снег, щеки ощутимо припекало.

Смешно, но здесь, на таком холоде, можно зажариться до хрустящей корочки. Горное солнце куда коварнее равнинного.

Рогов, сильно прищурившись, взглянул на небесное светило и вспомнил, что когда-то, едва сюда попав, был уверен, что оно куда больше и ярче земного. Но стоило оказаться внизу, в долине, и никаких отличий уже не замечал. Полагал, что просто привык.

Нет, не привык. Так и есть. То есть не так, угловые размеры инопланетного солнца здесь ни при чем, просто в горах оно и правда кажется совершенно другим. Дело, должно быть, вовсе не в том, что на высоте ты к нему ближе. Для астрономических расстояний даже тысячи километров — ничто, а разница здесь на порядки меньше.

Разреженный и очень чистый воздух, нехватка кислорода, слепящие отблески от вездесущих чистейших снегов… Список, должно быть, можно продолжать, но зачем? Горы есть горы, долины есть долины. Везде свои законы.

— Ты долго валяться будешь, а? Тоже мне еще спящая красавица. Вставай, пока в щечку не поцеловали. И хорошо, если в щечку.

— Киря, заткнись. — Рогов все же чуть приподнялся, повернулся и едва не отпрянул — мертвый великан лежал в шаге от него, таращась тускнеющими глазами.

— Давай-давай, поднимайся, не так уж сильно он тебе навалял, я видел. Шлепнул, как розового младенца по попке, а ты взял и расклеился. Чего вообще удумал вырубиться? Стареешь? Слаб на удар стал?

— Не знаю, меня не часто бьют.

— Ну здесь это быстро наверстают, не переживай. Шея не болит?

— Нет. А кто его уложил?

— Да Федя своей дубиной. Затылок в кашу, вырубил моментально. Если есть сила, то зачем нужен ум, — в этом весь наш Федя. Рог, тебя не тошнит? Башка не кружится?

— Сказал же тебе, отстань, со мной все в порядке.

Поднявшись, бегло осмотрел поле боя, насчитал четыре фигуры поверженных великанов.