его в рот и вдруг обнаружил, что тонкий пикантный вкус очень даже неплох.

– Вот уж не думал, что в преисподней так хорошо готовят, – расщедрился я на комплимент, прожевав второй кусочек.

– О, Леопольд! – закатила глаза Елизавета-Мария. – Ты не представляешь, каких высот достигает кулинарное искусство при столь скудном выборе продуктов!

Вряд ли девушка всерьез рассчитывала отбить у меня аппетит, да ей это и не удалось. Я запил острое мясо глотком воды и принялся уплетать ужин пуще прежнего.

– А сама ты не голодна? – спросил у суккуба, которая не съела ни крошки, только пила вино.

– Нахваталась, пока готовила, – ответила та.

– Так все это для меня?

– Исключительно для тебя, мой дорогой Леопольд, – подтвердила Елизавета-Мария. – Тебе это должно льстить, мало кто может похвастаться таким поваром.

Я кивнул.

– С поварами нам никогда не везло, – улыбнулся я, отодвигая полупустую тарелку. – Предпоследнего пришлось рассчитать за пристрастие к алкоголю, а последний и вовсе исчез со всем столовым серебром.

– В самом деле? – рассмеялась девушка и обратилась к подлившему ей вино дворецкому: – Теодор, как же так? Как вы могли не раскусить этого проходимца?

Слуга ответил не сразу. Он выдержал паузу, собираясь с мыслями, и начал издалека:

– Многие поколения моих предков служили роду Ко?сице. У меня никогда не было других хозяев, и я даже представить не мог, что кто-то может не оценить выпавшей на его долю удачи.

Елизавета-Мария задумчиво изогнула рыжую бровь:

– Неужели даже смерть не сумела поколебать вашу верность?

– О, госпожа! – позволил дворецкий себе снисходительную улыбку. – Мертвецу очень просто хранить верность, не мешают мирские искусы и соблазны.

– Удивительное постоянство, – покачала головой девушка и обратила свое внимание на меня. – Леопольд, тебе не понравилось? Ты плохо кушаешь.

– Не голоден, – ответил я и спросил: – Что, кстати, это? Никак не могу сообразить.

– Это сердце, – с милой улыбкой сообщила Елизавета-Мария, – с соусом из красной смородины. А на второе будет куриная печенка, обжаренная с красным перцем, томатами, базиликом и петрушкой.

– Потроха, – скривился я, хоть особой брезгливостью не отличался. Жизнь отучила.

– Дорогой, ты же сам упрекал меня в излишней расточительности! – напомнила девушка. – Потроха дешевы и питательны!

– Специи наверняка обошлись дороже мяса!

– Мясо без специй – как стейк без крови, – покачала головой Елизавета-Мария и, дабы не осталось недосказанности, сочла нужным пояснить свою мысль. – Просто несъедобно! – заявила она, поднялась из-за стола и ушла в гостиную.

Теодор собрал тарелки и спросил:

– Второе или десерт?

– Десерт, – решил я. – И сразу в спальню. А еще растопи котел, приму ванну.

– Как скажете, виконт.

Дворецкий понес грязную посуду на кухню, а я направился вслед за Елизаветой-Марией. Только шагнул в гостиную и замер как вкопанный – в лицо смотрело острие снятой со стены сабли.

– Защищайтесь! – произнесла девушка, но сразу отступила, развернулась и уверенным движением раскрутила клинок, да так, что загудел вспоротый полосой заточенной стали воздух.

– Убери, – попросил я.

Елизавета-Мария глянула на меня с нескрываемой усмешкой, но все же вернула саблю на ее место над камином.

– Не фехтуешь? – спросила она.

– Нет.

– И почему же?

– Если ты приблизился к противнику на расстояние удара клинком, то совершенно бездарно потратил последние мгновения своей жизни. Так обычно говорил отец.

– И ты с ним согласен?