в убийстве Исаака Левинсона, его домочадцев и слуг.

Меня словно в солнечное сплетение лягнули.

– Что вы сказали? – не поверил я собственным ушам.

– Вчера вы проникли в особняк, где проживала жертва, и убили всех, кто там находился. Не уверен, произошло это на почве личных неприязненных отношений или всему виной финансовые разногласия, но факт остается фактом. Вы убили их! Женщин, детей…

– Хватит! – рявкнул я и, звякнув цепями, саданул ладонями по столу. – Что за бред вы несете?

– Это не бред, – посмотрел старший инспектор на меня с нескрываемым презрением. – Документально зафиксировано, что вы посетили жилище банкира вечера вечером в двадцать четыре минуты седьмого. Больше никто в дом не входил и на улицу не выходил, а на рассвете вернувшаяся в дом кухарка обнаружила тела. Бесспорное доказательство вашей вины!

– Ерунда какая-то! – пробормотал я, пытаясь осмыслить услышанное.

Двадцать четыре минуты седьмого. Никто в дом не входил и не выходил.

Двадцать четыре минуты… Не входил и не выходил…

На рассвете…

И вдруг в голове щелкнуло: обычными свидетельскими показаниями подобную точность не объяснить, а ведись слежка за мной, арестовали бы еще вчера, сразу после выстрела в китайца.

– Вы установили наружное наблюдение за домом Левинсона? – спросил я и выжидающе уставился на старшего инспектора.

Тот кивнул.

– После столь странного налета на банк это показалось мне не лишенным смысла, – подтвердил он.

– И филеры зафиксировали, в какое время я вошел в дом, во сколько покинул его, и тот факт, что до утра никто больше не входил и не выходил?

– Именно!

– И в какое время я покинул особняк? – уточнил я.

Бастиан Моран полистал лежавшую перед ним папку и сообщил:

– Вы пробыли в доме двадцать восемь минут, – затем понимающе улыбнулся и заметил: – У вас было достаточно времени для убийства.

Но я досадливо отмахнулся.

– Сотрудники Третьего департамента подтверждают, что я покинул дом покойного в шесть часов пятьдесят две минуты?

Старший инспектор посмотрел на меня с неприкрытым подозрением, но все же подтвердил:

– Так и есть. Не понимаю, почему это вас так радует!

– Неважно, – расплылся я в беспечной улыбке. – Предъявляйте обвинение, этот разговор меня уже утомил.

Я беспечно улыбался – да, но внутри все так и леденело от ужаса. Если вчера Исаак Левинсон не сумел дозвониться до своих деловых партнеров в Новом Свете, от виселицы меня спасет только чудо.

– Вот как? – прищурился старший инспектор. – Могу поинтересоваться, на чем основывается ваша уверенность в удачном исходе процесса?

– В Нью-Йорке сейчас глубокая ночь, – просто ответил я. – К полудню все прояснится.

– В Нью-Йорке?

– У господина Левинсона были обширные деловые интересы.

– Вы хотите сказать…

Я кивнул и подтвердил:

– Когда мы расставались, Исаак намеревался сделать звонок в Новый Свет. Телефонистка должна была зафиксировать время начала переговоров и время их окончания, а собеседник банкира наверняка подтвердит, что разговаривал именно с ним.

Бастиан Моран молча поднялся из-за стола, убрал все документы обратно в папку и покинул камеру.

Я рассмеялся ему в спину, вытянул ноги и откинулся на спинку стула.

Подождем…

Старший инспектор вернулся нескоро.

Уселся напротив, задумчиво поглядел на меня, потом с неприкрытым ожесточением произнес:

– Вы могли покинуть особняк и прокрасться обратно через крышу.

Я с демонстративной ленцой спросил: